Василий Сергеевич Орлов – регент (с 1886), директор Синодального училища и хора (с 1901). Можно сказать, что Синодальное училище и хор были почти единственным местом церковно-певческой деятельности гениального хормейстера, каким все при жизни считали Орлова, а все предшествующее или сопутствующее было подготовкой и обрамлением к нему. И это будет правдой, хотя ступенями этой подготовки было обучение в Синодальном училище и Московской консерватории, хормейстерская работа в Русском Хоровом Обществе, учительство в московских училищах и школах. Само же регентское служение Орлова в Синодальном хоре стало не только вехой его собственной биографии, но и явлением общероссийского масштаба. В.С. Орлова можно именовать основоположником, зачинателем, пионером: 20 лет работы Орлова в Синодальном училище и хоре заложили основы отечественной дирижерской педагогики и хорового исполнительства нового образца, от которого протянулись нити в педагогику ХХ столетия вплоть до сегодняшнего дня; регентская деятельность Орлова дала мощнейший импульс совокупному творчеству русских духовных композиторов, результатом которого стало огромное число сочинений и переложений для церковных хоров, среди которых оказалось множество настоящих шедевров русского церковного музыкального искусства; эти годы способствовали становлению научных поисков и обобщений в области регентского и хорового искусства, расширили хоровое любительское движение в Москве и России в целом; исполнительское мастерство Синодального хора под управлением Орлова подтвердило высочайший уровень отечественного хорового церковного искусства, став художественным ориентиром для последующих русских церковных музыкантов-исполнителей.

В.С. Орлов родился под Москвой в селе Никольское/Ржавки (ныне Зеленоград) в семье церковного псаломщика Сергея Афиногеновича Орлова, который служил в Никольской церкви, ныне действующей после десятилетий запустения. Мальчиком вместе с братьями и отцом он постоянно присутствовал на службах, впитывая дух и букву православного богослужения, опытно познавая гласовое пение русской церкви. Еще в детстве у него обнаружился чистый мальчишеский голос, поставивший его в разряд солистов-исполатчиков, что позволило ему поступить в Синодальное училище учеником и малолетним певчим в Синодальный хор. Поступлению в этот древний церковный хор предшествовало нахождение в частном московском хоре купцов Котова и Постникова, где талант мальчика не столько развивался, сколько тратился ради экономической выгоды хозяев хора. Именно там Орлов соприкоснулся с грубыми нравами и далекими от творчества особенностями певческого быта того времени. А еще прежде того Василий Орлов в течение года учился в Заиконоспасском училище, но так или иначе, ни частный хор, ни Заиконоспасское училище, наследник древней Славяно-Греко-Латинской академии не стали его духовными «alma mater». Ею оказались Московский Синодальный хор и существующее при нем Синодальное училище.

В Синодальном училище Василий Орлов находился с осени 1869 г. по лето 1874 г. По своему типу это было 4-х классное духовное училище, в котором кроме положенных уставом предметов общеобразовательного цикла были церковное пение (регент хора Василий Иванович Зверев), скрипка (солист Большого театра Удо Поль) и теория музыки (профессор консерватории Николай Дмитриевич Кашкин). Очевидно, что поступлению 12-летнего Орлова в Синодальный хор способствовал его неординарный сольный голос и яркие музыкальные способности. Именно последнее обстоятельство позволило ему сверх положенного времени задержаться в училище и пробыть в нем до лета 1874 г. несмотря на то, что уже зимой 1873 г. Орлов перестал петь в Синодальном хоре из-за мутации голоса. Для многих мальчиков, певших в церковных хорах в то время и терявших голос по возрасту, это фактически означало прекращение учебы. В подавляющем большинстве таких мальчишек-подростков выгоняли на улицу, а на их место брали новых потенциальных малолетних певчих. Для Орлова же сделали исключение.

По свидетельству профессора Н.Д. Кашкина, Василий Орлов был примерного поведения и учился на отлично, кончив курс первым учеником, что давало ему право поступления в семинарию. Такого продолжения желали и родители Василия, но пойти по этому пути ему не удалось. Московская и Вифанская семинарии отказали юноше в приеме по формальной причине несоответствия его возраста существующим правилам – для семинарии 17-летний юноша оказался переростком. И тогда церковное синодальное начальство выхлопотало Орлову возможность поступить на подготовительное отделение Московской консерватории в класс гобоя профессора К. Эзера. Пробыв несколько месяцев на подготовительном отделении, Василий Орлов был принят на 1-й курс консерватории, продолжая учиться на духовом инструменте.

Московская консерватория тех лет представляла из себя еще достаточно юное учебное заведение, которое хотя и озарялось присутствием в ней русских профессоров: Н.Г. Рубинштейна, П.И. Чайковского, Н.Д. Кашкина, протоиерея Димитрия Разумовского, молодого С.И. Танеева, но в основном состояло из иностранных преподавателей. Орлов прошел полный консерваторский курс музыкальных и общих дисциплин, посещал оркестр, вместе с которым участвовал в премьере оперы Чайковского «Евгений Онегин», но хоровое нутро давало себя знать. Еще будучи учеником последнего курса консерватории он собрал любительский хор, состоявший из рабочих типографии Мамонтова и исполнил с ним в присутствии автора запрещенную на тот момент Литургию Чайковского.[1]Это исполнение продемонстрировало и его подлинный интерес к хоровому исполнительству в целом, и его активное стремление к новому в репертуаре, что было оценено автором музыки и всеми присутствовавшими слушателями как многообещающее начало будущей широкой хоровой деятельности Орлова.

В 1880 г. Орлов окончил консерваторский курс, получив диплом «свободного художника», женился на Е.Н. Лакиер и определился на место учителя пения в Елизаветинское училище. К слову сказать, похожих мест педагогической работы у Орлова было несколько: Реальное училище, Усачевско-Комиссаровское училище, Екатерининское училище. А в 1881 г. Орлова пригласили преподавателем и хормейстером в Русское Хоровое Общество.

1870-е-1880-е годы в России были временем бурного развития хоровой самодеятельности. В городах и весях возникали бесплатные хоровые классы, в которых занимались в основном выходцы из городских ремесленных и торговых слоев, рабочие фабрик. В народной среде потребность в музыкальном творчестве ощущалась как весьма высокая. Орлову был поручен основой хор РХО, разделенный на классы, в которых изучалась теория музыки, сольфеджио, проводились раздельные и общие спевки. За несколько лет работы Орлова в РХО в нем сформировался более чем 100-голосый светский хор, который выступил в нескольких концертах с программой из народных песен, отрывков из опер русских композиторов. В 1884 г. Орловым был организован мужской хор, который, в свою очередь, был нацелен на богослужение. С этим хором Орлов подготовил песнопения Всенощного бдения на основе древних распевов, исполненные в храме Малого Вознесения на Большой Никитской улице, кстати сказать, в котором впоследствии под руководством В.С. Орлова проходили учебную регентскую практику старшие воспитанники Синодального училища.

Желая усилить деятельность РХО, его старшины приобрели в собственность частный хор купца П.А. Смирнова.[2]На деле это означало, что приобретенному хору, состоявшему из мальчиков и мужчин, было присвоено новое имя – капелла РХО, хор обязывался петь концерты, богослужения и частные церковные требы за плату, отдавая большую часть пожертвований на нужды РХО. Такие планы строили старшины общества, но планы эти реализовались только в творческой части. В финансовом отношении капелла РХО принесла Обществу лишь убытки.

Руководить капеллой РХО поставили недавнего выпускника консерватории Василия Орлова, и хор сыграл весьма важную роль в творческой судьбе дирижера. Именно благодаря Капелле РХО, Орлов оказался замеченным начальством Синодального училища и хора, вследствие чего был приглашен занять должность регента. Непосредственным поводом к тому стал духовный концерт капеллы РХО в феврале 1886 г., организацией которого занимался Чайковский. Заинтересованность Чайковского в наилучшей организации концерта обусловливалась и тем, что в программе значились некоторые его собственные духовные сочинения, которые композитор намеревался впервые представить публике. Успех концерта, который состоялся в Малом зале консерватории (ныне несуществующем), был полный, что позволило Чайковскому без сомнения рекомендовать Орлова на освободившееся место регента Синодального хора. Рекомендация Чайковского возымела положительное действие и летом того же 1886 г. Орлов был принят регентом Синодального хора и преподавателем в Синодальное училище. С приходом Орлова начальство связывало успех реформирования Синодального училища.

О подробностях первых лет работы Орлова в Синодальном училище и хоре известно немногое, но о результатах мы можем судить по тому, что отражено в Дневнике С.В. Смоленского, который стал директором училища и хора в 1889 г. Главной проблемой неуспехов Орлова по свидетельству Смоленского было то, что он не имел рядом единомышленников. Например, директор училища и хора Добровольский всячески тормозил реформирование Синодального училища, не понимая и не умея проводить реформу в жизнь, а помощник регента Соколов, будучи старше Орлова по возрасту и считая себя более достойным занять регентское место, «всячески манкировал занятиями» и интриговал против Орлова, настраивая против него взрослых певчих.

Говоря о хоре, Смоленский отмечал, что большинство взрослых певчих хора за три года работы Орлова регентом так и не узнали нот, и разучивание новых сочинений велось с голоса. Смоленский говорит о неповиновении певчих регенту, о безобразном поведении и пьянстве некоторых из них, о диких нравах певчих-мальчиков, способных подкараулить и избить инспектора училища или постоянно отказывавшихся учиться, без стеснения куривших, отчаянно пачкавших и портивших казенные вещи и одежду. Не имея поддержки, Орлов мужественно вел дело в одиночку, проводя службы и даже выступая в духовных концертах, но не имея возможности выйти за рамки заурядной ремесленности.

Новый директор Смоленский быстро оценил обстановку и вместе с Орловым немедленно взялся за исправление дел: наиболее упорных уволили, а всех остальных «поставили под ружье», т.е. заставили подтянуться дисциплинарно и в обязательном порядке учиться: осваивать музыкальную теорию, сольфеджио, гармонию. Это было похоже на введение своего рода «певческой повинности», которая предусматривала ежедневные утренние дополнительные занятия музыкальной грамотой, полнота и объем которой постепенно возрастали. Так за первые годы новой жизни Синодальный хор и училище преобразились до неузнаваемости. Некогда малограмотные взрослые певчие стали поющими хормейстерами, а мальчишки – надежной группой верхних голосов Синодального хора, многие из которых стали золотыми медалистами училища, многообещающими в будущем специалистами: учителями пения, дирижерами, композиторами, музыкальными учеными. Уровень обучения в Синодальном училище позволил большинству выпускников Синодального училища ярко проявить себя на хоровом поприще и стать гордостью отечественной хоровой школы. Именно они – синодалы последних 3-х десятилетий своей истории пронесли свои знания, навыки и любовь к хоровому пению в новое время, они стали тем фундаментом, на котором устояла великая хоровая школа России несмотря на все исторические потрясения. Перестала быть востребована в прежнем объеме церковная составляющая этой школы, но принципы педагогики, исполнительства сохранились и приумножились. В этом огромная заслуга Смоленского, Орлова и всех, кто трудился рядом с ними и после них.

Но вернемся к 1880-м годам. Смоленский с радостью отмечал успехи синодалов, перемены в настроении самого Орлова, который почувствовал себя вновь художником. Продолжая нести свое регентское служение и вдохновленный общим стремлением к обновлению, Орлов в течении двух лет сам углубленно занимался строгим контрапунктом с Танеевым. Обновленные хор и училище теперь были способны ставить себе совершенно иные задачи как в отношении богослужебной, так и в отношении концертной деятельности. Очень скоро Синодальное училище и хор стали музыкальной достопримечательностью Москвы: сотни богомольцев приходили в храмы Московского Кремля, где нес свое церковное послушание Синодальный хор, а духовные концерты Синодального хора в собственном новом зале[3]немедленно превращались в события церковно-певческой жизни. Даже недоброжелатели хора отмечали перерождение всех сторон певческого облика коллектива: степень серьезности, широты и разносторонности репертуара, качество звучания, выразительность исполнения.

Постепенно в программах Синодального хора появились принципиально иные песнопения, нежели раньше: образцы древнего русского пения, духовные песнопения славянских композиторов Сербии, Македонии, Молдавии, Румынии, монографические программы русских авторов (Львов, Чайковский, Кастальский, Чесноков, Римский-Корсаков, Гречанинов, Панченко), крупные циклические произведения. Большой резонанс в музыкальных кругах имел цикл Исторических концертов, данных Синодальным хором в 1895 г., а также концертные поездки в Рязань (1892 г.), Петербург (1896 г.), Вену (1899 г.), Тверь (1904 г.).

Хоровая деятельность Синодального хора, его новые, выдающиеся исполнительские возможности подвигли отечественных авторов глубже изучать родные напевы и открывать новые способы их обработки. Духовные песнопения Чайковского, Кастальского, Гречанинова, Чеснокова, Никольского, Шведова и других стали украшением концертных программ и служб Синодального хора. И в этом огромная заслуга регента хора Орлова. Но мало создать инструмент, надо заставить его служить и повиноваться художественной воле дирижера. Орлову это удалось, о чем свидетельствовали современники и его ученики. Благодаря мастерству Орлова Синодальный хор рубежа веков в полноте обладал всеми качествами, которые присущи первоклассному коллективу, а именно: идеальным хоровым строем, о чем говорил Н.М. Данилин; выразительностью пения, неповторимым умением интонирования слова, хоровым звучанием, по своей однородности напоминающим струнный оркестр, а по монолитности – орган, что подчеркивал А.В. Никольский; тембровым, динамическим, штриховым богатством, что отмечал П.Г. Чесноков.

С 1901 г. Орлов стал директором Синодального училища и хора, что не вполне отвечало ни его собственным наклонностям, ни пользе дела. Орлов глубоко страдал от появившихся нестроений в училище и хоре, что незамедлительно сказалось на обострении болезни сердца. С мыслями об исправлении положения 10 ноября 1907 г. он умер. Отпевание было совершено в церкви Большое Вознесение, погребение на кладбище Ново-Алексеевского монастыря, порушенном в начале 1920-х годов.

Как бы там ни было творческая церковно-певческая деятельность В.С. Орлова – это сгусток отечественного церковного хорового исполнительства на рубеже XIX и XX веков, одна из его признанных вершин. Личность Орлова и его церковно-певческая работа на посту регента Синодального хора стали одним из наиболее ярких явлений русского исполнительского богослужебного искусства. Без сомнения фигура Орлова находится в ряду крупнейших русских музыкантов-исполнителей, не только в совершенстве постигших секреты своего ремесла, но проникших и в глубинные тайны музыки вообще. Орлов, как никто из его современников, владел искусством интонирования певческого слова, т.е. все средства хоровой выразительности были подчинены главному: донесению до слушающего или молящегося смысла и образа, которые заключены в церковных текстах. В этом он был непревзойденным мастером хора.

Регентское искусство Орлова нашло своих исследователей в лице его прямых учеников А.В. Никольского, П.Г. Чеснокова, а также других исследователей русского церковного певческого искусства. Отсылаем читателя к замечательной аналитической статье Никольского В.С. Орловв журнале «Хоровое и регентское дело» за 1913 г., N11-12, к главам книги Чеснокова «Хор и управление им» (1-е издание 1940 г.), а также прижизненным статьям Н.Ф. Финдейзена «Синодальное училище церковного пения в Москве» (РМГ, 1898, N4), Л. В.С. Орлов. Биографический очерк (РМГ, 1903, номер 52), некрологам в московской периодике за ноябрь 1907 г. (РМГ, N46, «Музыкальный труженик», N26, «Московские ведомости», 14 ноября, N761, «Церковные ведомости», 17 ноября, N46 и др., правда изобилующие неточностями биографического характера). В.С. Орлову посвящена диссертация Л.В. Глухова и монография Е.С. Тугаринова «Великий русский регент В.С. Орлов», М, 2004, статья в книге «Русские регенты» ч. I (2014).

Послесловие

Послесловие не может быть долгим – такой уж это жанр. В самом деле, все главное должно было уже быть сказанным. Но как отказать себе в удовольствии вспомнить еще пару коротких историй из жизни того человека, которого знаешь, любишь и дело которого в меру сил продолжаешь! Мне всегда казалось, что Орлов – мой непосредственный учитель и в отличие от профессоров консерваторий, которые придерживаются расписания и уделяют ученику строго или нестрого отведенное время, я мог раньше и могу ныне заниматься со своим наставником без какого бы то ни было ограничения во времени. Это удивительно! Орлов ездит со мной по миру, он всегда рядом, он присутствует на всех моих лучших репетициях с хорами, он всегда подскажет, даст нужный совет. Словом, он мой Учитель! А вот и обещанные истории, но для начала, так сказать, для затравочки несколько портретов с натуры. Эти картины – описание того мира, который существовал в момент начала работы Орлова в Синодальном хоре, мира, который вскоре преобразился и стал образцом и примером.

«Руки у учеников были чрезвычайно грязны, лица избиты и наглы, мальчики были одеты разнокалиберно, но донашивавшие старые суконные сюртуки заставили меня содрогнуться. Учебных пособий не оказалось вовсе, библиотека могла быть продана вся за 25 рублей. Таково было ее содержание и внешний вид; … Еще более я растерялся, когда мною была сделана переэкзаменовка всех учеников и по всем предметам. Тут я наткнулся на нечто совершенно непонятное. Ученики 5-го класса из арифметики не только не знали правил сложения, вычитания, дробей, но даже не знали таблицы умножения простых чисел. Ученики… только что удостоенные перевода в 5-й класс, не знали гаммы на фортепиано, не умели держать смычка и вообще поразили меня всем, что только я видел и слышал от них…Большие певчие также изрядно озадачили меня. Во время моего приезда … пили запоем четверо. Пропускали спевки просто отчаянно, «халтурили» по сторонам без всякого стыда…Они пели только тогда, когда они могли отличиться перед всеми, поразив купцов и купчих, в остальное же время только подпевали хору или просто молчали. Неповиновение и самовольство их выводило регента[4]из всякого терпения… Невежество больших певчих в пении и музыке было просто невероятно…»[5]

«Я не слыхал во всю мою жизнь лучшего голоса и знал лучшего дарования. Сугробов[6]был вполне необразованный и ничему не учившийся человек, умевший лишь подписывать два слова: «Получил Сугробов»… Память у него была просто феноменальная; он вполне твердо и разумно, точно помнил решительно все, что только он видел, слышал, читал, пел. Пел он своим чудесным голосом так хорошо, как украшает оркестр умный артист на литаврах, буквально поднимающий мощью и умением весь смысл исполнения. Сугробов был сущий артист в душе, горчайший пьяница, величайший чудак и самодур, человек с самой ангельской, самой кроткой душой, с самым отзывчивым сердцем. Он, страстно любивший церковное пение, никогда не был способен подчиниться хоровой дисциплине, всегда стоял отдельно от певчих аршина на 1,5–2, между ним и певчими было всегда свободное место, и отсюда он с глубочайшим артистическим тактом именно украшал исполнение Синодального хора. Он был глубоко привязан к хору и высоко почитал Орлова, но вместе с тем решительно не мог, даже в малой степени, поступиться своими взглядами, своими требованиями в хоровом пении. Пустая неудача, вроде ошибки в тоне, фальши при исполнении, изменения темпа и т.д. и т.п. так огорчали Сугробова, что он тут же уходил с самых ответственных служб или говорил тут же замечание Орлову и т.п. Высказав свои неудовольствия, не допуская даже и возможности возражения или сомнения в основательности его заключения, Сугробов обыкновенно дулся, пропускал спевки, чаще же отправлялся не в очередь в баню. Сугробов был колоссального здоровья, с огромной грудью, необыкновенно крепкой».[7]

Август 1889 г. Зал Синодального училища. Вновь назначенный директор С.В. Смоленский устраивает проверку Синодальному хору. Дирижирует Орлов, ставший регентом хора три года назад. Хор исполняет хоровой концерт с соло-тенором. Доходят до момента вступления солиста – тот демонстративно молчит и даже отворачивается от регента. Орлов нисколько не меняясь в лице, делает еще один подход, берет за несколько тактов до вступления солиста – тот вновь отворачивается и пропускает свое соло.

А вот и обещанные истории.

«Это был какой-то особый, возбужденный, полный веры в свои силы, очаровательный концерт,[8]полный самых восхитительных воспоминаний, полный каким-то упоением, каким-то восторженным вдохновением, полный сознанием и гордою радостью, что за нами стоит русское имя и что мы вполне достойные представители русского искусства, изумляющие и восхищающие самую изысканную, самую музыкальную публику, восхищающие родных нам славян… Я не помню, чтобы Синодальный хор в половинном составе пел когда-либо так восхитительно, звучно, стройно и с такою массою удивительных оттенков, с таким одушевлением и с такой необыкновенной точности интонацией. Это пение было какой-то упоительной поэмой, какой-то радостью, какой-то неясною красотою, которая получилась сама собою от величайшего, счастливого вдохновения и от превосходной дисциплины и техники хора, в этом концерте не было ни одной малейшей ошибки, ни одного малейшего невнимания, никакого недостатка. Все ƒƒ звучали полно, сильно и ясно, а ppp достигали той выразительности и подвижности, удивлявшей самих певчих. Понятен после этого гром рукоплесканий, одобрительный рев 6-7 тысячной толпы, не слышанные никакими из нас до этого случая, - вполне исключительного. В первый раз в моей жизни я заплакал, заплакал Орлов, заплакали и певчие под впечатлением опьяняющей силы восторга слушателей, чуждых нам по языку, племени и вере, но ставших своими, завоеванные нами в какие-нибудь 2 часа. В Вене только хлопают артистам, мы же слышали оглушительно дружные аплодисменты, рев толпы… Уже в конце первого отделения, во время исполнения львовского «Господи помилуй» с артистическим diminuendoкакой-то немец не вытерпел и во время ppp тихо, но слышно для всей затаившей дыхание залы, сказал «колоссаль».[9]

21 апреля 1900 года. Тверской бульвар. Дом московского генерал-губернатора Великого князя Сергея Александровича. Для избранной публики поет специально приглашенный Синодальный хор. Во время антракта хозяин дома прогуливается со своим племянником императором Николаем II. Вдруггосударь громко произносит:

- Господа, нельзя ли попросить хор спеть нам Чайковского «Был у Христа-младенца сад»? Помню, мне очень понравилась эта вещь в исполнении Придворной капеллы, но хотелось бы услышать ее в исполнении Синодального хора.

- Ваше Величество! – сказал стоявший поодаль директор училища С.В.Смоленский. – У нас нет с собой нот.

- Пожалуйста, пожалуйста, поскорее поторопитесь, пошлите домой за нотами.

Смоленский вспоминал:

«Последние мои волосы стали дыбом, когда побелевший от ужаса Орлов, подойдя ко мне, сказал:

- Что делать? Лет 6-7 уже не пели этого хора, никто из мальчиков не знает, из старших же певчих, может быть, хорошо помнят это сочинение человек 12-15!

Я ответил Орлову, что попрошу Великого князя как-нибудь занять внимание Государя минуты на 3-4, чтобы успеть хотя бы пробежать разок слова и ноты. Великий князь предложил Государю выкурить папиросу, «пока раздают ноты». В эти 3-4 минуты мы успели с закрытыми ртами пробежать разок всем хором почти три четверти сочинения. Вдруг Государь вышел и предложил начать. От нервного ли внимания или вообще от волнения, – я не умею решить того, но только Синодальный хор отлично исполнил сочинение Чайковского прямо с оттенками.[10]

В 2020 г. клириками храма свт. Николая в Ржавках, т.е. того храма, где Орлова крестили и где служил псаломщиком его отец, выражено желание начать собирать материалы для музея великого русского регента Василия Сергеевича Орлова. Надо ли говорить, как это важно для всего русского церковного искусства в целом. В России нет музея регентского дела вообще, как будто и не было никого, чье имя было бы достойно для увековечивания для истории. Будем надеяться, что рано или поздно такой музей появится и призываем всех неравнодушных участвовать в таком деле, которое может стать одним из духовно-просветительских центров столь необходимых в наше время.

---

• ← О концертном стиле
• ↑ Статьи о регентах
• Архимандрит Матфей (Мормыль) →