Традиция – это самая устойчивая и надежная связь времен, явлений, понятий и т.д. Традиция в Церкви – Священное Предание. Христос – основатель Церкви, давший власть вязать и решать апостолам, как своим ученикам. От апостолов пошла преемственность архиерейская и священническая, что создало традицию. За традицию надо держаться, ею надо  дорожить и ее продолжать. Традиция в жизни – тоже самое: самое ценное, крепкое, устойчивое и фундаментальное.

Что такое традиция в церковном пении? Насколько традиция помогает сохранять и развивать и насколько мешает тому же самому? Что есть отступление от традиции? Мешает ли традиция проникновению на клироса нового пения, новых гармонизаций и новых сочинений?

Заметки на полях

Буквально недавно встретил одного священника, который настоятельствовал 20 лет в одном известном московском приходе. Разговаривая о пении в церкви, вдруг слышу от него:

- У нас сейчас очень много самочиния. Регент поет, что считает нужным. С одной стороны, так и должно быть. Но тогда встает вопрос вкуса и регентской культуры. И если в культуре есть изъяны, то это проявится и в его выборе репертуара. Культурный регент не позволит себе исполнить такое сочинение, под которое трудно молиться. А тут слушаешь и забываешь, где ты: в храме или концертном зале? Это проблема. Но и тут скажу слава Богу за все. Значит и это нам надо испытать и смиряться.

Я на себе испытал, что такое традиция и думаю, что не я один. Простите меня, что я буду показывать некую суть церковной традиции на личном примере, но полагаю, что многие найдут в моем рассказе нечто похожее.

1

 Я крестился в 1991 г. Наверное, как у многих, этот шаг был обусловлен жизненными невзгодами. В декабре 1991 г. меня прогнали из Московского академического камерного хора. На то время это был лучший хор России. Я был главным хормейстером и дирижером хора, но меня «съели» от скуки интригующие время от времени дамы – певицы хора. Зная о предстоящем увольнении за несколько месяцев и не видя никаких карьерных перспектив в профессиональных хорах я крестился. Был ноябрь 1991 г. Крестившись, сразу пошел петь в церковь – храм Нечаянной радости в Марьиной Роще. Там я впервые столкнулся с церковной традицией на уровне поведения (не держи руки за спиной, не поворачивайся спиной к алтарю) и на уровне церковного пения – все поем по нотам. В хоре редко пели по текстам. Воскресные и праздничные стихиры и тропари были расписаны нотами. Позже я узнал, что клиросные обиходные гласовые папки, по которым пел хор храма Нечаянной радостибыли из Храма Христа Спасителя, разрушенного в 1931 г. Гласы были изложены в широкой гармонии, с удвоениями. Все было аккуратно переписано и не испытало никаких последствий катастрофы, которая случилась с самим храмом. Предполагаю, что эти папки были собраны во время регентства А.В. Александрова (будущего Художественного руководителя Ансамбля песни и пляски Советской Армии), который управлял хором в Храме Христа Спасителя до 1928 г. Для меня это имя священно, т.к. мой отец пел в хоре Ансамбля с 1951 по 1968 г., а я сам практически вырос в Ансамбле.

Итак, в декабре 1991 г. я соприкоснулся с традицией пения того Обихода, с которым имею дело сейчас в Богоявленском соборе. Но, казалось бы, храм Нечаянной радости– приходской, а пение в нем держалось традиции кафедрального собора. Это было странно. Ведь в Храме Христа Спасителя во все времена был хор значительного состава, доходивший до нескольких десятков человек. Хор меньшего состава не мог озвучить такой объем, тем более в отсутствии микрофонов и усилителей звука. Но в приходском храме Нечаянной радости хор был не больше октета, поэтому звучание в широком расположении всегда оставляло желать лучшего. Одно не соответствовало другому. В Храме Христа Спасителя, как в кафедральном соборе, пение было поставлено как правохорное. Я уверен, что концертным его называли только по недоразумению. Под концертным могли понимать богатую звучность, сильный звук, классический хоровой репертуар. Другое дело, что устав кафедрального собора всегда имеет сокращения в чтении, в количестве стихир, что и составляет элементы той традиции, которую именуют правохорной. 

Хор Елоховского собора поет гласы в широкой гармонии, с удвоениями, в тех же тональностях, что и хор Храма Христа Спасителя. Количественный состав, который достался мне в мае 2014 г. насчитывал 24 певца. Певчие были разной квалификации, разного качества голосов, но каждый знал, что петь надо в удвоении на семь голосов. В будние дни не всегда хор собирался в полном составе и тогда пели в простой 4-х голосной гармонии и других обиходных тональностях по примеру приходских хоров. Помню, что перестроение с удвоений на простую гармонию всегда составляло затруднение для теноров. Они привыкли петь мелодию, а не второстепенный гармонический звук.

2

В 1992 г. меня пригласили войти в состав первых преподавателей на факультете церковного пения во вновь образуемом Свято-Тихоновском Богословском Институте. Там я столкнулся с новой традицией приходского пения, которую проводила на приходе Т.И. Королева, моя коллега по факультету.

В 1993 г. меня пригласили преподавать на кафедру хорового дирижирования Московской консерватории. Еще раньше я завершил ассисентуру-стажировку (1987) и аспирантуру (1988) означенной консерватории, где общался с ее лучшими и старейшими профессорами – К.Б. Птицей, В.Г. Соколовым, К.М. Лебедевым, В.В. Протопоповым и другими замечательными музыкантами. Каждый из них имел в себе опыт церковного пения, поскольку был учеником или выходцем из священнической семьи. Главное было то, что в моем обучении у этих профессоров «все дороги» вели к Синодальному хору и училищу, интерес к которому у меня стал неподдельный и приведший в конечном счете к подготовке и защите кандидатской диссертации, посвященной регенту Синодального хора В.С. Орлову. В самом деле – отец В.Г. Соколова в 1902 г. слушал теоретические предметы в Синодальном училище у Данилина и пел в хоре под управлением Орлова. К.М. Лебедев был прямым учеником Данилина по дирижированию в консерватории. Б.М. Ляшко кончил Московское хоровое училище под руководством А.В. Свешникова, которое было задумано по подобию Синодального училища. В.В. Протопопов был самым маститым и опытным исследователем русского церковного пения. Несколько десятилетий он посвятил изучению рукописных нотных материалов библиотеки Синодального училища, которую собрал директор училища и хора С.В. Смоленский. К.Б. Птица был учеником Дмитревского, который был учеником Климова – прямого ученика Орлова по Синодальному хору и училищу. Вы видите, что миновать Синодальное училище и Синодальный хор у меня не было никаких шансов, оставайся я в музыке. И я остался в музыке, сконцентрировался на хоровом деле, на церковном пении и вот теперь представляю собой то, что есть – результат более чем 40-летней жизни в профессии.

Итак, Синодальная школа, традиция Нового направления, заложенная Кастальским, Смоленским, Рахманиновым, Чесноковым, Никольским, Шведовым и другими – моя традиция, с которой я не только и не просто знаком, а в которой живу и по которой я проверяю свою работу в церкви.

В 2001 г. я переехал в Великобританию, чтобы начать перенимать клиросное дело в Успенском приходе в Лондоне, где моими учителями и наставниками были митрополит Сурожский Антоний и протоиерей Михаил Фортунато. Оба имени хорошо известны. Один – выдающийся церковный иерарх, митрополит, ставший кандидатом в Патриархи в 1990 г., богослов и проповедник. Второй – выдающийся регент Успенского прихода, служивший регентом собора около 40 лет. От кого воспринял свое служение протоиерей Михаил Фортунато?

Его учителем в Париже был Н.М. Осоргин, регент подворья преподобного Сергия с 1950 по 2007 г. Его предшественником по клиросу в Лондоне был М.И. Феокритов – ученик А.В. Касторского по Пензенской семинарии, почитатель Орлова, Данилина, Кастальского и всей Синодальной школы. Любовь и почитание Синодального хора, которая возгорелась в Феокритове была настолько сильной, что зная это, профессор Ленинградской духовной академии и Ленинградской консерватории Н.Д. Успенский прислал в Лондон имевшиеся у него экземпляры стеклографических партитур Синодального хора в подарок Феокритову. С этими нотами работал Феокритов и протоиерей Михаил Фортунато. С этими нотами работал я, видя оригинальные партитуры, по которым пели певчие Синодального хора. В нотах были правки и пометки, сделанные рукой Кастальского, Данилина, Степанова, Голованова. Видите, я и по этой линии являюсь наследником традиции Синодального хора и учеником Орлова, Смоленского, Кастальского, Калинникова, Аллеманова, Металлова, Данилина, Никольского, Шведовых, Чесноковых, Толстяковых, Степановых и многих других синодалов. Добавлю – по линии Касторского (ученика Римского-Корсакова) я – наследник традиции Придворной Певческой капеллы, а значит Разумовского, Березовского, Бортнянского, Львовых, Бахметьева, Балакирева, Аренского. Вы представляете, что я такое?! А? 

Если я еще добавлю, что мой предшественник по клиросу в Елоховском соборе В.С. Комаров был учеником К.Н. Шведова, выпускника Синодального училища 1908 г., то круг окончательно замкнется – в России везде мы найдем следы Синодальной школы, Синодального хора и его замечательных регентов, певчих и учителей.

Вот, что такое традиция, которую можно и нужно прослеживать всякий раз, когда тот или иной человек и специалист приходит на регентское место. Традиция – это наследование обычаев, подходов, практик и манер тех наших предшественников, которые сами наследовали подобное прежде нас от своих учителей и наставников. Да здравствует традиция!

• ← О жесте
• ↑ Статьи о регентах
• Духовно-музыкальные откровения М.И. Глинки →