Эти мысли – не приговор, не укор другим, не крик о помощи. Это трезвые и вполне миролюбивые размышления, вызванные годом напряженной работы регентом правого хора в Богоявленском кафедральном соборе г. Москвы. Это размышления о самом себе, о роли регента и певчих в Церкви и нашем соответствии этому месту и этой роли. В связи с заявленной темой возникает ряд вопросов: 

• какие хоры, какие регенты и какие певчие нужны современной Русской Православной Церкви? 
• какой репертуар подходит для богослужения?
• что делать регенту, чтобы клирос был центром молитвы, созвучным алтарю и достойным совершать Б о г у с л у ж е н и е ? 

Давно ушло в прошлое то время, когда в церкви богослужение совершал народ, т.е. народ знал тексты и сам пел, взаимодействуя со священником, дьяконом и всем тем, что происходило в церкви. Так было на заре русского христианства, когда Церковь пребывала в своем младенческом возрасте. Так сохранялось в тех приходах, которые видели в участии народа неотъемлемую часть богослужения, когда в храме нет слушающих, а все – участники, нет пассивных, а есть активные делатели. Дело здесь не в том, что у прихода не было средств платить за пение, а дело было в другом, дело было в принципе. Если ты пришел на службу, участвуй, пой, молись, именно тогда служба становится общим делом, т.е. литургией. Так есть и сейчас, но в очень малом числе приходов. 

Почему народ перестал участвовать в службе, как активный ее совершитель? Только ли дело в усложнении репертуара, что послужило причиной выделения поющих в отдельную «касту» знающих и умеющих?

Певчие хора, не являющиеся членами того прихода, в котором они поют – это одна из основных причин неучастия правого хора в службе. Под неучастием в службе я имею в виду всевозможные отвлечения певчих во время богослужения, их отношение к службе. Для них служба – работа, зарабатывание, а не путь к духовному соучастию, к соединению в общем деле, т.е. в литургии. Наконец, это не приношение, не жертва, а наоборот – намерение взять, получить. И тут не важно, что это часть их заработка. Дело не в этом, а в подходе к своему служению. Да и служением современные певчие правых хоров свою работу в церкви не называют и не считают. Это работа и все!  Отсюда опоздания под предлогом различных жизненных обстоятельств, существованием ряда параллельных других работ. Отсюда постоянное сиденье (устали) и разговоры (недообщались), пользование телефонами (а что тут такого?). О чем говорят певчие на службе? Какие сообщения шлют друзьям, коллегам, ученикам? О службе? О своем невнимании и не усердии? Нет, на клиросе они продолжают ту же жизнь, которую все ведут вне храма и службы. Иногда кажется, что и храм и служба становятся помехой в непрерывном жизненном ритме, которым живут большие города. Темп жизни в провинции гораздо спокойнее, размереннее. Там и наемных певчих в московском или питерском понимании слова практически нет. Певчим там платят, но это скорее пожертвование от храма или вознаграждение, но это совсем иной смысл понятия платы. 

 Заметки на полях

В январе 2017 г. в хоре Богоявленского собора появился новый певчий. Уже на первой же службе я заметил, что он постоянно держит в руках телефон и даже во время пения пытается им пользоваться. Прошло несколько недель, и он стал регентом хора. Прискорбно, что этот регент разогнал практически весь состав того хора, который я собирал в течение трех лет. Для меня основным критерием была церковность человека. Это могло не совпадать с его профессиональными навыками. Для меня, как и для моих клиросных учителей, церковность была главным условием сотрудничества.

Разве может певчий сосредоточиться на том, что и как он делает, если он поет, т.е. занимается своим основным делом в перерыве между разговорами с соседями или хождениями по клиросу? Современный певчий не оставляет житейских попечений, о чем просит Церковь и не только во время совершения Херувимской песни. Но отчего все же это происходит? И что потребно сделать, чтобы клирос был созвучен алтарю?

Хор призван молиться. Что это значит в отношении хора?

Быть во внимании, в сосредоточении, пребывать во внутренней тишине, где бы неотступно находился Господь, помогающий, покрывающий, восполняюший, милующий и утешающий. Помогающий трудиться ради Его славы. Покрываюший наши недостоинства. Восполняющий наши неумения. Милующий нас своей любовью. Утешающий наши скорби. Но разве мы стремимся получить все эти дáры? Всем своим поведением и отношением мы говорим Богу: «Отойди, не мешай, не сейчас, потом, и вообще, есть ли Ты? Тебя не видно, не слышно, а нам мало платят, многого требуют, службы длинные, мы бегаем с работы на работу ради прокормления, жизнь дорожает, а тут Ты со своими претензиями».

Почему я так говорю и нет ли здесь преувеличения, наговора?

Судите сами, но как это воспринимать иначе, если каждое наше действие в продолжении службы направлено не к Богу, а в пустоту, в самотéшение, в самодовольство, в непослушание, в эгоизм и личную гордыню. Нет у нас страха Божия, нет Божией памяти, нет радения о высшем, нет тех добродетелей, которые Церковь помогает и призывает стяжать. Был бы страх Божий, разве жили бы мы посторонним и не относящимся в данный момент к тому делу, способности к которому у нас есть? А есть ли? Разве голос – это единственный инструмент молитвы? Да, если голос «говорит» от сердца, если сердце не пустое или заполненное житейским мусором, а тихое, молчаливое и потому способное вместить в себя Невместимого.

У сегодняшнего певчего, не члена прихода нет задачи молиться. Он не думает об этом, а надо бы. И что тогда с него можно спросить? Не разговаривать, не посылать смс, не садиться? Разве все это будешь говорить верующему человеку? Верующий человек все это понимает, как верующий певчий понимает и осознает свое призвание служить Богу, отдавать Ему и людям свой талант, украшать и наполнять смыслом богослужение.

• ← О стилях
• ↑ Статьи о регентах
• О жесте →