О стиле вообще. Клирос. Исторический взгляд к вопросу о стилях. Эпоха знаменного пения. Стиль пения – стиль жизни. Эклектика стилей: хорошо или плохо? Современное богослужение. Воцерковление гармонии. Тематические службы. Монастырский стиль. Приходской стиль. Соборный стиль. Псаломщик. Авторские службы. Переложения. Гармонизации. Сочинения.

 Что такое стиль церковного пения? Что такое вообще стиль?

С этим понятием мы сталкиваемся каждый день: когда приобретаем себе стильную одежду, мебель или выбираем автомобиль, когда посещаем художественную выставку или направляемся в концертный зал, когда пытаемся определить собственный стиль жизни или подобрать определение под отношение соседа к нам. Понятно, что стиль – это определенная условность, заданность, правила игры или поведения. Что же мы можем подразумевать под понятием стиль в церковном пении или музыке?

В музыке есть стили: первобытный (сродни наскальным рисункам), древний (бронзовый и железный век/тысячелетие), классицизм (как и во всех областях искусства), романтизм (то же самое), додекафония, электронная, компьютерная музыка, есть традиционный стиль. В этом перечне нет хронологии и он далеко не полный. В церковном пении были и есть свои этапы развития, которые закрепились в определенных словесных терминах, но не о них речь. Мы будем говорить о церковном пении и музыке, как о двух типах искусства, антиподах и синонимах, будем говорить о них, как о противоположностях и как о единстве, будем сравнивать и различать.

Во-первых, церковное пение древнее музыки, если считать ее не в проявлениях шума, треска, воя и иных простейших формах, в которых древний человек воспринимал мир и способен был его отразить еще до возникновения средств вербальной коммуникации. Музыка, как исполнительство, как наука, как предмет исследования и познания человеком своего места в мироздании, как проявление человеком своих высоких творческих и художественных потенций сложилась сравнительно недавно – 7-8 веков назад. Церковное же искусство – явление действительно древнее, почти современное перволюдям, потому что покинув райские кущи, человек продолжал помнить свои отношения с Создателем, которые были у него в раю, и он носил в себе не только тоску по потерянному раю, но искал пути и формы к его возвращению или своему возвращению в него. Иначе говоря, человек молился. Путь молитвы пролег через дебри пантеизма и поклонения стихиям, через язычество к христианству. Время молитвы растянулось на десятки и сотни тысяч лет. Объект молитвы претерпевал всевозможные метаморфозы: истуканы и идолы, небесные светила и природные явления – все проходило, менялось, пока наконец, человек не осознал – его Творец и Собеседник – Бог, а не дерево, огонь или вода. Соответственно объекту молитвы менялись и формы ее выражения, т.е. стили пения, чтения, обряда, иначе говоря служения. 

Стиль церковного пения – это те мелодические, унисонные или гармонические формы и виды, авторские или анонимные, местно-бытующие или повсеместно распространенные – все это так или иначе определяет стиль. Нынешние дискуссии о стиле – это спор о том, что более подобающе в храме: знаменный распев или пение с исоном, обиход или авторские сочинения, монастырские напевы или гармонические пряности, а также сладости, горькости и солености сочинений тех или иных направлений и школ. Стоит ли об этом вовсе говорить или тем более спорить?

Разве кто-либо будет возражать, чтобы в храме за богослужением звучали произведения московской или петербургской школ? Валаамские или соловецкие напевы, киево-печерские задостойники, прокимны и величания или византийские мелизматические догматики и богородичны? Уверен, что никто даже не посмеет усомниться в духовной полезности для прихожан подобных одностилевых богослужений, в благостном влиянии однородных песнопений на молящуюся душу священника или хориста. Но смешение в одном богослужении всех возможных и невозможных школ, направлений и авторов – это ведет к тому, что человек перестает молиться, он слушает и внимает музыке, замечает промахи регента и хора, богослужение перестает быть служением, храм становится концертным или репетиционным залом, Бог уступает место художнику, творцу, молящиеся становятся слушателями, служащий священник с чуткой душой сердится и гневается, делает поспешные организационные выводы, регент и певчие в растерянности – они старались, учили и неплохо исполнили замечательную партитуру великого песнотворца москвича или петербуржца, а результат такой плачевный и неожиданный. В чем тут дело?

А дело в том, что регента надо учить разбираться в стилях пения, прививать ему любовь к тематическим службам, чтобы он серьезно и вдумчиво подходил к выбору репертуара, который бы в наилучшей степени подходил и соответствовал памяти церковного дня, к конкретному празднику, чтобы он знал разные певческие школы и направления, знал бы разных авторов-песнотворцев, умел бы отличить хорошее и достойное от подделки и стилизации. Да к тому же был бы отличным хормейстером, психологом, музыковедом, организатором и дипломатом. У меня вопрос к съезду: в каком учебном заведении сегодняшней России готовят таких специалистов и было ли такое учебное заведение в прошлом? Или мы по-прежнему надеемся на матушку-природу или Бога-Отца, верим, что Русская земля не потеряла способности рождать самородков, которым не нужны консерватории и университеты? Что наука и опыт – дело второстепенное, что вкус – вообще не нуждается в формировании и воспитании, а задается пожеланием начальствующего лица? Если бы это было так, то у нас не переставали бы течь молочные реки с кисельными берегами, а пути наши пролегали бы через хрустальные мосты, построенные за одну ночь силой лишь воображения известного сказочника или рассказчика. 

Уже несколько десятилетий наши регенты спорят о знаменном распеве: нужен не нужен, как его надо петь, не пора ли переходить на тотальное пение только знаменным? Были подобные споры или, как лучше звучит, искания и раньше. На заре исследовательского интереса к своему родному церковно-певческому искусству, который стали обнаруживать уже младшие современники Бортнянского: Одоевский и Глинка, протоиерей Турчанинов и Львов, Потулов, протоиереи Разумовский и Металлов, Смоленский, Преображенский и Кастальский, а также дьякон Сергий Трубачев, Мартынов, Кустовский, Ковальджи, Сегаль и Файнер – этот список не исчерпывает всех тех, кто в прошедшие года или ныне погружены в недра и глубины знаменного распева, черпая оттуда мелодии и ритмы, тембры и смыслы, символы и краски. Но сегодня мы находимся на совершенно особом этапе развития этого интереса. Под него подводят теоретическую базу, которая формируется из частных мнений известных и неизвестных специалистов-знаменщиков, ссылаются на исторический опыт, на греческую традицию, словом, пытаются всеми правдами и неправдами вернуть Россию в грезу многовековой давности. Правоверно ли это? Возможно ли это? Нужно ли это?

Опыт моих учителей  и друзей – профессора В.В. Протопопова, протоиерея Михаила Фортунато, Н.М. Осоргина, А.К. Малинина, протодиакона Александра Кедрова подсказывает мне, что не стоит мечтать о повсеместном возвращении знаменного распева, а стоит работать над воцерковлением гармонии, обиходного аккорда хотя бы в сознании певчих правых хоров. Певчие народных хоров не мечтают, они осваивают обиход в его самых распространенных формах и напевах. Певчие же правых хоров, так называемые профессионалы, а лучше сказать наемники в церкви, они частенько высказывают недовольство простотой гармонических сочетаний, одноплановостью мелодических ходов и т.д. Наши родные попевки на двух-трех аккордах кажутся им чересчур простыми, примитивными, однообразными. Им хочется новенького, вкусненького, посложнее и поразнообразнее. А позвольте спросить их: понимают ли они что-нибудь в церковном пении? Что они вообще понимают в Церкви из того, что там происходит, что там звучит и зачем там вообще собрались люди?

Я сам был таким. Однажды, в пору своей христианской юности, в 1990-е годы у меня состоялся разговор с профессором В.В. Протопоповым. Я отстаивал обиходную точку зрения и критиковал допущение на клирос партесного пения, В.В. Протопопов (мой научный руководитель по аспирантуре в Московской консерватории, светило музыкальной науки того времени, он работал в консерватории с 1936 по 2004 г.) защищал авторскую музыку Николая Дилецкого и Иоаникия Коренева, Дмитрия Бортнянского и Петра Чайковского. Тогда после продолжительной дискуссии мы остались при своем мнении, но сейчас или вернее сказать, с десяток лет назад, я стал иначе относиться к присутствию на клиросе разной духовной музыки вообще. Я стал терпимее, мягче. Я понял, что клирос – не есть место личного творчества регента и хора, а место, откуда исходит глас народа Божьего, выразителем которого является хор. 

Есть и другой аспект. В храмах зарождается и живет та практика, которая складывается годами, десятилетиями. К этой практике привыкают, ее начинают любить и ценить, а значит другие практики будут раздражать, вызывать протест и несогласие. Так стоит ли ломать сложившиеся традиции и практики в конкретных приходах? Стоит ли директивно менять репертуар хора? Нет и только нет. Надо вписываться в уже существующее, надо осваивать и исполнять тот репертуар, к которому привыкли клирики и прихожане. Никто не будет возражать, если хор повернется лицом к другим традициям, но будет делать это осторожно, постепенно и понемногу. Такой подход будет только приветствоваться.

Еще несколько слов о знаменном пении. Те несколько первых веков христианства, когда единственным стилем пения было знаменное, ушел в лету. Знаменная эпоха не вернется никогда, во всяком случае, в том объеме, полноте и повсеместной распространенности, которая была в России на протяжении нескольких сотен лет. Ведь знаменный стиль пения – это больше чем только стиль пения. Это стиль и образ жизни целого народа, это мировоззрение не отдельно взятого человека, а целой страны. Единство территории, единство языка, единство в многообразии культур различных народов проявилось в единстве структуры, жанрового и видового богатства, воплотившегося в знаменном пении. Знаменное пение было жизнью народа, знаменное пение требовало от народа жить по принципам знаменного пения, которые проявлялись в продолжительности службы, в усердии в исполнении постов и т.д. 

Что мы из нашей сегодняшней жизни можем положить на чашу весов в пользу знаменного пения? Что мы можем противопоставить образу мышления наших праотцов? Какие современные ценности положить в защиту знаменного пения? Ничего не можем! Миру и гармонии в душе русского народа, которыми он жил несколько столетий, которые давали ему силу противостоять тевтонским, половецким, татарским нашествиям мы не можем противопоставить ничего. Сегодняшний человек разуверился, разцерковился, он потерял опору, его дух истончился, если не выветрился совсем. Русский же человек «отсталого» Х или ХVвека в своей простоте, искренности и усердии верил в Бога и черпал от Него и силы физические, и крепость духовную. Не станем сравнивать нравственные и моральные устои века сегодняшнего и века вчерашнего, чтобы совсем не впасть в уныние. Все сравнения будут не в нашу пользу. Я не говорю об отдельно взятом человеке, я имею в виду народ, как силу, как сообщество трудников, воинов и государственно мыслящих людей. Простой русский крестьянин дореволюционного времени обладал государственным умом, потому что он верил в Бога, потому что жил на земле и обрабатывал ее, а значит преумножал богатство народное и государственное. Он понимал жизнь без прикрас и мечтаний: семья, дети, родина, церковь, долг, честь, достоинство. Что из этого списка является национальным маяком сегодняшнего гражданина? Что в отдельности служит источником и фундаментом никак не формирующейся национальной идеи России? А вот крестьянин понимал, знал и трудился в меру своих сил для осуществления этих недостижимых для нас идеалов. Так то вот!   

Современный клирос разный и это хорошо. Главное, чтобы он был целостным и интересным в этой своей разности. Чтобы монастырь всегда оставался в русле монастырских напевов, где обиход разнообразится и красится замечательными подобными. Чтобы приходской храм украшался и ценился за приходской народный хор, поющий скромно, церковно и молитвенно. Чтобы хор главного собора не уставал славить Бога великими песнопениями великих русских мастеров московской и петербургской школы, а также всеми лучшими образцами киево-печерских и иных монастырских традиций. Словом, нам надо больше хороших клиросов, хороших и разных, как сказал поэт. Это правильная мысль!    

• ← Торжество Православия
• ↑ Статьи о регентах
• О наемниках в церкви →