«А ведь не кровь решает все. Дело в почве, на которой ты вырос, в вере, в которой ты воспитан, в языке, на котором ты говоришь и мыслишь».

великая княгиня Ольга Александровна Романова

(Из кн.: Йен Воррес «Последняя Великая Княгиня»)

Андрею Малинину было всего 28 лет, когда он неожиданно для всех скончался. Все знали, что он попал в аварию, лежал в коме, но все надеялись, что молодой крепкий организм возьмет свое, победит наступающую смерть. Люди, которые видели Андрея на больничной койке, поражались видимому отсутствию каких-либо следов катастрофы. Ни на лице, ни на теле почти не было ни единой царапины, но он был вне человеческой досягаемости, находился где-то там, в недоступных нам обителях, не отзывался на все попытки врачей вернуть его к жизни. Гибель чьей-то молодости, расцвета жизни всегда тяжело переживается нами, т.к. мы видим оборвавшиеся надежды, мечты, мы невольно сравниваем этот уход с собой либо со своими близкими. И это было глубоко верно для ухода Андрея Малинина. Но было и еще удивительное ощущение – лежащий во гробе юноша успел сделать столь много, что впору было говорить не о начале дела жизни, которое прервалось столь нелепо и грубо, но о множестве дел, которые успел осуществить Андрей. А все дело в том, что все свои дела Андрей совершил в церкви, ради церкви, во имя Христа. Церковь была его колыбелью, была его жизнью, он вошел в нее с рождения и все, что он успел сделать, было начато им еще в такие годы, о которых говорят, как о младенчестве. Сама его кончина сделала невероятное дело – соединила несоединимое. Регента Трехсвятительской церкви Московского Патриархата отпевали в кафедральном соборе св. Александра Невского на rueDaruв Париже, принадлежащем Константинополю, который продолжает оставаться в сознании русских людей центральным русским храмом Парижа. Окруженные множеством верующего народа,у гроба стояли и возводили свои молитвы три парижских архиерея с сонмом священников. Господь через Андрея показал пример примирения несогласных, объединил ради упокоения души его всех и вся, заставил забыть всякие раздоры и недоумения.

Андрей Малинин происходил из церковной русской семьи, представителей которой принято было называть «русскими парижанами». Его отец был внучатым племянником того самого Николая Кедрова-отца, которого мы все знаем как автора «Отче наш», других сочинений и переложений, сделанных для церкви, как организатора первого в России мужского вокального квартета, который просуществовал более ста лет и существует поныне, став явлением в русской вокальной ансамблевой культуре.Вместе с ним в квартете пел К.Н. Кедров – прадед Андрея, обладатель феноменального баса, друг Шаляпина.[1]Дочь Константина, бабушка Андрея - Н.К. Кедрова, певица и актриса ряда театральных антреприз русской эмиграции, тоже имела замечательный голос. Родители Андрея – Константин Кириллович и Симона–в свою очередь, прекрасные церковные певцы, отец –еще и регент. Андрей был кузеном протодиакона Александра Кедрова, нынешнего регента Александро-Невского собора, обладателя необыкновенно красивого голоса, великолепного ансамблиста, хормейстера. Брат Андрея Матфей Малинин – регент собора в Женеве, прекрасный тенор.

Через такое родство Андрей уже при рождении имел в себе все задатки певца, музыканта. Вокальная природа была заложена в его генах, растворена в его крови, она накапливалась и обогащалась в нескольких поколениях и благополучно передавалась по наследству. Он действительно избрал музыку своей профессией, а церковное служение певчего и регента своей жизнью. Зная Андрея много лет, попробую написать его регентский и человеческий портрет, каким он мне представлялся раньше и каким остался в памяти.

Биографическая справка:

Андрей Константинович Малинин (родился 17 ноября 1981 г. в Кламаре, Франция) в семье церковных певчих. Андрей являлся наследником музыкального и вокального таланта нескольких поколений музыкантов, среди которых особенно выделялись его прадед К.Н. Кедров и его дочь Н.К. Кедрова. Андрей с детства учился музыке и пению у своих родителей, пел в детских, юношеских и взрослых светских и церковных хорах Франции. Неоднократно посещал Россию ради интереса к церковному пению, особенно знакомясь с работой Мужского хора Духовных школ Троице-Сергиевой Лавры под управлением архимандрита Матфея (Мόрмыля). Год стажировался в Лондоне в хоре Успенского кафедрального собора под управлением протоиерея Михаила Фортунато.

В 2008 г. организовал русский хор «Волга», с которым записал диск народных песен и колядок.

В 2008 г. был приглашен на место регента хора храма Трехсвятительского Подворья в Париже. Как регент мужского хора потомков героев-добровольцев принял участие в открытии вновь воссозданного памятника-мемориала русским воинам в Галлиполи.

Трагически погиб весной 2009 г. Отпевание прошло в кафедральном соборе Александра Невского в Париже при служении трех архиереев разных церковных юрисдикций и пении двух хоров, состоящего из друзей Андрея под управлением Матфея Малинина и иеродьякона Михея (Соре). Похоронен на городском кладбище г. Медон, Франция.

В октябре 2001 года я приехал в Англию для того, чтобы начать некий новый жизненный этап – учиться регентскому делу. Несмотря на опыт светской дирижерской и педагогической работы в Москве, в Лондон я приехал учеником, помощником протоиерея Михаила Фортунато, и лишь через несколько месяцев принял из его рук регентское дело в Успенском кафедральном соборе. Почему я приехал в Англию, хорошо объясняет Н.В. Балуева, автор монографии, посвященной протоиерею Михаилу Фортунато. Слова, произнесенные Н.В. Балуевой в фильме «Регент» целиком относились ко мне:

«Отец Михаил несет ту культуру, которая была отторгнута от нас. А где-то там она жила, и мы об этом не знали. Эта культура жила в Париже, в Лондоне, где-то в Америке. И когда приезжают люди, на самом деле русские, но которые родились и выросли там и начинают говорить по-русски, то вдруг мы чувствуем, что вот она та русская речь и та мягкость интонации, которую мы потеряли. И то же самое звучит в церковном пении. Вот та интонация, та теплота, та мягкость, та культура живая, которую мы в нашей ситуации с прерванной традицией утратили. Нам не к кому припасть, не к кому обратиться, некого послушать. Т.е. прервана традиция, потому что живая интонация передается только в устной традиции. Раскрыть ноты и сразу петь церковно невозможно. Вот то главное, что передает отец Михаил. Он передает живую интонацию, чего бы мы, наверное, не услышали без него».[2]

Буквально одновременно со мной в храме появился молодой человек, который сразу же по приходе в храм поднялся на клирос и был ласково принят отцом Михаилом. Нас познакомили:

- Это Андрей Малинин, сын моего давнего парижского друга, - сказал отец Михаил. - Он будет петь с нами, он замечательный тенор, очень знающий. Он, собственно, на клиросе все умеет и понимает. Да он просто очень хороший и веселый человек»!

Передо мной стоял улыбающийся юноша, глаза которого буквально сияли, излучая свет, молодость, радость жизни. Ему было девятнадцать лет, но он был представлен как уже опытный певчий церковного хора.

- Если из своих девятнадцати лет он все эти годы провел в храме, то его опыт превосходит мой, по-крайней мере, в несколько раз,- подумал я.

Началась служба, которую вел отец Михаил. Церковный хор лондонского собора был достаточно возрастным. Большинство певчих пришло в хор давно, некоторые еще в 1950-е годы. Они отлично знали богослужение, знали привычки регента, любили пение, но звучание порой выдавало тот факт, что некоторым певчим давно следовало перейти с галереи вниз, молиться среди прихожан, т.к. их голоса изрядно попортились, приобрели такие качества, которые разрушали ансамбль и строй хора. Отец Михаил не делал этого шага, который всегда болезненно воспринимается певчими повсюду, хотя он и неизбежен. Певчие митрополичьего хора не уходили на пенсию, а оставались в нем до конца.

Вскоре после начала пения мне показалось, что наш хор приобрел совершенно иное звучание и случилось это благодаря присутствию одного молодого человека - Андрея Малинина. Голос Андрея был ярок, вокально чист и ясен, звучен, с благородным природным тембром. Этот голос не робко влился в остальные, как могло бы случиться поначалу, а сразу повел всех за собой. Хор помолодел, как-то встрепенулся, оживился. После окончания службы многие подходили к нему знакомиться и покидали клирос по-новому довольные и радостные.

Жизнь клироса продолжалась: шли службы, регулярные вторничные спевки. Андрей приехал в Англию на год, чтобы учить английский. Как студент он имел право и возможность работать. Этого требовали и обстоятельства, поэтому он зарабатывал на жизнь как официант во французском ресторане. Но приезд в Англию был продиктован и иной причиной: Андрей, как и я, приехал учиться регентскому делу у отца Михаила, поскольку всех парижских регентов он знал и изучил, и ему требовался иной новый опыт в этом деле. Именно поэтому он регулярно посещал спевки хора, смотрел как работает с хором отец Михаил, запоминал, словом, учился.

Мы много общались с Андреем в те месяцы. От него я узнавал некоторые подробности его биографии, родственных связей в церковно-музыкальном мире Парижа, его особой любви к мужскому клиросному пению, образцом которого он считал хоры Сергиевского подворья в Париже и Троице-Сергиевой Лавры в Сергиевом Посаде. Андрей рассказывал о своих поездках в Россию, целью которых была краткая в несколько недель жизнь в Сергиевом Посаде ради возможности пения в мужском хоре под управлением архимандрита Матфея (Мόрмыля). Он быстро стал своим в этом хоре, поскольку обладал теми человеческими качествами, которые позволяли ему легко сходиться с людьми. Его открытость, искренность, честность импонировали всем. У такого человека, казалось, не было недругов.

Андрей пел в хоре в Лавре на правах ученика и гостя, но принимал участие во всей полноте жизни хора: участвовал в регулярных спевках и службах, ездил с ним на концерты, много беседовал с регентом хора отцом Матфеем, перенимал его приемы и подходы к хору и богослужению, накапливал опыт. Соединение парижских традиций Сергиева подворья и лаврских традиций Сергиева Посада воспринимались им как одно целое. И это действительно было по сути так. Регент Сергиева подворья Н.М. Осоргин не скрывал того, что традиция пения на подворье была воспринята его отцом, М.М. Осоргиным, именно из Сергиева Посада. Н.М. Осоргин был хорошо и близко знаком с отцом Матфеем. Их дружба основывалась на человеческой симпатии друг ко другу и на единстве профессиональных подходов и принципов. Оба крепко стояли на Обиходе, на распеве, на первичности церковного слова над нотами, но при этом необыкновенно любили именно петь сами и учить петь других. Да и хоры их были похожи – оба имели в своих рядах как новичков-студентов, так и «старичков» -любителей пения, которые раз придя в хор, оставались в нем надолго. Оба хора состояли в основном из студентов-пастырей.

Итак, Андрей провел год в Лондоне. Срок закончился, и летом 2002 г. он вернулся в Париж. Я спрашивал его, почему он возвращается?

- В Лондоне мне немного одиноко, не хватает сверстников, близких людей. В Париже у нас жизнь, в том числе, хоровая церковная жизнь, кипит. Происходит так много: разные храмы, разные хоры и регенты, духовные концерты, молодежные движения, летние лагеря, общение. Мы там вообще почти все родственники, - с улыбкой отвечал Андрей перед отъездом. Спорить с этим было невозможно, как и уговаривать его остаться.

У Андрея был брат, Матфей, о котором он всегда говорил и с гордостью, и с уважением. Матфей был старшим, он посвятил себя музыке, серьезно учился. Андрей нередко сетовал на свою жизнь, что она не сложилась так хорошо и стройно, как у его брата Матфея. Он не учился специально, как брат. В тот момент еще не знал, где будет работать и кем? Но они были очень дружны и привязаны друг к другу, старались вместе петь, участвовать в хорах, службах, записях, концертах. Они были желанными певчими в любом церковном и любительском хоре Парижа. Вдвоем они были способны украсить любой хор, надежно «закрыв собой» обычную теноровую проблему. Все это побудило Андрея без сомнения покинуть Лондон и вернуться обратно в Париж.

Несколько лет мы не виделись и общались только по телефону. Наша новая встреча состоялась летом 2005 года. Приехать вновь в Париж было моей давней мечтой, причем мечтой не туристической, а профессиональной, ради встречи с регентами русских храмов, любимыми и уважаемыми мною людьми. Где остановиться, я решил еще до отъезда, для чего позвонил Андрею.

- Я могу остановиться у тебя? – спросил я его.

- Конечно, буду очень рад! Запиши мой адрес: Кламар, улица ..., - был немедленный ответ.

Скорый поездEurostarбыстро доставил меня в столицу Франции. На Северном вокзале меня встретил Андрей, чтобы проводить к себе домой в Медон. Дорогой мы просто болтали, вспоминая год его жизни в Лондоне. Андрей рассказывал о жизни православного и хорового Парижа, о наших общих знакомых, о церковных и музыкальных новостях.

Жилье Андрея, в нескольких минутах ходьбы от станции, было в большом доме, похожем на сталинские московские постройки для представителей советской элиты, когда-то престижные, с консьержем, большим холлом с высокими потолками, зеркальным лифтом. Сама же квартира же была небольшая. Мне была отведена жилая комната. Только теперь, когда Андрея больше нет с нами, я понимаю, что одной из целей моей тогдашней поездки в Париж, мог быть именно он. Но между нами была приличная разница в возрасте, он мне годился в сыновья, и я как-то не воспринимал его, как цель своего приезда и профессионального интереса. Друг и все. Подсознательно думалось, что впереди у Андрея еще много времени, пусть подучится, поднаберется опыта, определится с регентским местом, станет известным. Я знал, что он поет в Свято-Александро-Невском соборе, иногда ездит в другие приходы, не принимая во внимание, к какой юрисдикции они принадлежат. Он иногда регентовал, но это было нерегулярно и в разных приходах, чаще заменяя кого-либо, и мне это казалось еще мальчишеством, пробами себя. Андрей любил Церковь, он жил ею, жил в ней, для него все в Церкви было знакомо и дорого. Он сам еще не знал тогда, будет ли регентство его full time job. Мне же хотелось встретиться с опытными регентами, с «зубрами»: Н.М. Осоргиным, В.Е. Евцем, протодиаконом А. Кедровым. И все это мне удалось, в том числе и с помощью Андрея. Днем мы расходились каждый по своим делам, сходились вечером. Встретившись, много разговаривали о музыке, о церковном пении. Андрей ставил для меня диски, и я хорошо помню с каким восхищением и радостью он делился своими впечатлениями от участия в том или ином хоровом празднике, будь то в Париже, в Москве или в Сергиевом Посаде, куда он продолжал регулярно ездить. Андрей подарил мне свою запись, не предваряя ее обычным «нытьем» о том, что «вот, не все получилось как хотелось, прошу прощения и понимания», т.е. такими словами, которыми часто сопровождается дарение авторских дисков. Нет, он был доволен этой работой, пояснял то или иное песнопение, где он его впервые услышал, в чьем исполнении, говорил о планах. Все казалось таким естественным, продолжение виделось долгим, успешным, творчески содержательным, полновесным.

Один из дисков, я это хорошо помню, был посвящен народным песням.

- Подари мне его. Это очень интересно.

- Позже, соберем лучшие силы, поработаем побольше. Это пока наши почти домашние посиделки. Мы много поем дома с родителями или с друзьями. Ты знаешь, я хочу назвать этот хор «Волга». Как тебе такое название? По-моему, хорошо. Французский русский хор «Волга».[3]

Я прожил с Андреем три дня. Он был занят своими обычными делами: где-то пел, регентовал, чему-то снова учился. Между своими делами он находил время показать мне достопримечательности Кламара. Например, мы постояли у дома, в котором жил протоиерей Сергий Булгаков. Андрей говорил о нем как о близком человеке, словно он жил тут еще недавно или даже продолжал жить сейчас. Вообще, для русских парижан почти не было чужих людей, чужих дел. Они все чувствовали свое родство друг с другом, знали друг друга, несмотря на многочисленность русских во Франции, продолжали жить делами, заботами других, так, как принято жить в семье. Подтверждение тому я нашел, посетив русское кладбище Сен Женевьев де Буа в ноябре 2009 года. Одна из историй, которые мне пришлось услышать, ярко описывает родство русских в Париже.

Летом 2008 года неожиданно умер регент кафедрального собора в Париже Василий Евгеньевич Евец. Умер за рулем автомобиля, сразу, мгновенно, не успев ничего сказать находящемуся рядом брату. Машина, потеряв управление, врезалась в ограждение дороги, но брат В.Е. Евца остался жив. В.Е. Евец уже не был действующим регентом собора на Рю Дарю, уже год тому, как он оставил этот пост протодиакону А. Кедрову, но его все знали, любили и уважали, как уважали его отца, то же в прошлом регента собора. Словом, многие постарались прийти на отпевание и погребение.

Его отпели в соборе, гроб привезли на русское кладбище Сен Женевьев де Буа, но не погребли – не было приготовленной могилы. Что-то случилось, какая-то несогласованность. Отслужив на кладбище краткую положенную литию, все разъехались, оставив гроб не зарытым, а временно поставили его в кладбищенском Успенском храме. Так иногда случается. Через день-два место было определено, и его похоронили. Странно, да?! Но только не для русских парижан. Не нашлось место среди родных умерших Евца, нашлось среди других. Он был похоронен не с женой, не с отцом, а рядом, с казалось бы, чужими людьми. Чужими для нас, но не для них, русских парижан. В этом чувствовалась неподдельная любовь и участие, сопереживание и сострадание людей друг ко другу. Вероятно их деды и отцы именно так и жили, помогая друг другу, принимая чужую боль и беду, как свою. Вот и в мой приезд на Сен Женевьев де Буа в ноябре 2009 года, несколько человек, которые принадлежали к разным семьям, тем не менее после общего дела большой группой ходили от участка к участку, навещая и своих, и других тоже своих, и еще других. Всех они называли «дядя Ваня, тетя Лида, Михаил, Мария ...».

- Как это хорошо, - подумалось мне. - Не только знать, но продолжать помнить тех, о ком только слышали в детстве или юности. Это именно и есть «память в род и род», как мы моем на панихиде. Здесь не было забытых могил, которые прекратили посещать, ухаживать. В Лондоне было иначе.

Последний вечер мы провели вдвоем в ресторане неподалеку от дома Андрея. Он принимал меня как своего гостя, старался угостить типичным французским, изысканным. Между нами совершенно не чувствовалась разница в возрасте. У нас были общие темы, общие знакомые, интересные нам обоим нескончаемые разговоры о музыке. Мне было по-настоящему хорошо с ним как с давним другом. За три дня встреч я наполнился впечатлениями, новыми мыслями и планами, говорил даже больше, чем мой гостеприимный хозяин. Андрей искренно радовался за меня, слушал с вниманием и тоже был рад произошедшей встрече.

Никогда не знаешь, что сидишь с человеком в последний раз. Но именно так случилось. Уехав из Парижа, мы продолжали общаться и после, то только по телефону. Между разговорами проходили недели, месяцы, но я знал, что где-то там во Франции живет и трудится мой хороший знакомый Андрей Малинин. Церковные дела теперь сами находили Андрея все больше и больше. За год до гибели как регент он принял участие в открытии Мемориала-Памятника русским воинам-добровольцам, воссозданного в Галлиполи. Кадры документального фильма, посвященного этому торжеству, запечатлели Андрея и в титрах, и в закадровом тексте, и в пении. Он, как потомок русских воинов, ставших эмигрантами, не сломленных, проявивших невероятный героизм, бесстрашие и дисциплину на чужбине, был призван Провидением воспеть им посмертную славу. Этим он, молодой и сильный, навсегда вошел в историю русского воинства, русской церковной и культурной эмиграции.

Однажды в воскресенье, придя на службу в собор, я был встречен нелепым известием из Парижа: Андрей Малинин попал в аварию, находится в больнице в состоянии комы, к нему ходят близкие, о нем молятся. Молитва пошла во многих местах: во Франции, Англии, России, Америке. По всему православному миру служились молебны, молились о его выздоровлении, хотя надежда не появлялась.

Андрей ушел, так и не придя в себя после катастрофы на дороге. Ушел в самом начале своего творческого пути в качестве чтеца и регента. За год до гибели он стал служить на Трехсвятительском подворье в Париже, которое долгое время находилось под окормлением архиепископа Корсунского Иннокентия, а затем его преемника епископа Нестора. Стиль пения в храме был в чем-то близок Андрею по собору Александра Невского, и он с энергией принялся за дело. Этот храм быль дорог ему тем, что в нем крестился его отец, там он возрастал, как христианин и церковный музыкант. Андрей, как и его брат Матфей, псаломщик и регент женевского русского храма, органично вошел в ряд признанных опытных регентов русской традиции Западной Европы. В Андрее виделся будущий замечательный мастер хорового церковного дела. И он стал бы таким! В его 28 лет не он искал дело, а дело находило его. Но Бог забирает человека в зените его духовной готовности быть с Ним. Мы верим, что Андрей Малинин обрел вечную жизнь в райских селениях, что он ныне радуется Божественному лицезрению, радуется в лучах любви Христовой, которую он щедро познал еще в жизни земной. Вечный тебе покой, раб Божий Андрей!

Нынешнее техническое совершенство, всеобщая компьютеризация имеет некоторые положительные свойства – возможность соединить людей, которые в данный момент находятся на огромном расстоянии друг от друга.Вот и на смерть Андрея Малинина откликнулись многие люди, которые либо знали его, либо приняли это известие особо близко к сердцу. В заключение познакомим читателя с некоторыми электронными телеграммами-откликами на это горестное событие.

«Согласно с семьей Андрея Малинина и с начальником Округа, будет отслужена панихида в среду 10 июня в 20 ч. в кафедральном соборе Св. Александра Невского на Рю Дарю. Призываю всех явиться в форме! Округ устроит наряд со знаменами».
Сергей Рунге

«Андрюша, сынок дорогой! Нестерпимо тяжело расставание с тобой! Но одновременно радостно знать, что ты пересёк земную черту и без сомнения теперь навеки находишься с Господом и всеми святыми. Ты нас объединил в единую молитву, молитву которая звучала и продолжает звучать по всей земле и уверенна, что твой уход в мир иной сохранит это наше единство. Мы все молимся за тебя и просим твоих святых молитв! Вечная тебе память, дорогой наш сын, внук, брат, друг.

Господь с тобой! Христос Воскресе»!

«Я не знала Андрея близко и не бывала в кругу его друзей. Но на двух последних службах в Воскресение я вдруг обратила внимание как перед выносом Чаши он вышел и дирижировал храмом, когда пели "Воскресение Христово видевши.."Чашу не выносили довольно долго. Я думала, что вот сейчас он поймёт, что это долго и продолжат опять читать молитвы. Но он дирижировал, повторяя и повторяя, до самого конца, пока не началось причастие. Мне тогда захотелось заплакать, от того, что человек так верит, до конца! Мне стало тепло на сердце. Наверно именно такие люди нужны Богу на небесах!

Я желаю этой веры всем его родным и близким. Спасибо родителям за то, что воспитали такого сына.
Теперь мы будем просить Андрея за нас молиться. Вечная память тебе, Андрей!

Господи Иисусе Христе Сыне Божий, упокой раба твоего Андрея со святыми Твоими, идеже присещает свет лица Твоего.
Христос Воскресе»!

«Упокой, Господи, светлую душу раба Твоего Андрея!
Не забудем тебя, Андрюша»!

«Андрей первый в эту Пасху провозгласил:" ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!!!", и он первый из нас перешел Великую Черту...
Мы стояли у закрытых ворот храма и ждали Пасхальные песнопения...и Андрей пропел Христос Воскресе...
Мы все так ждем Воскресение, но мало кто из нас ждет смерти-встречи с Господом...Но без смерти нет и воскресения...И тут Андрей был первым...»

«Уход Андрея перевернул мое сознание (только ли мое?) и заставил о многом задуматься...В пасхальную ночь он открыл врата храма, ныне молюсь, дабы ему Господь открыл врата Рая и Позволил Андрею петь и славить Творца и на небесах, в Его селениях. Сейчас Андрей знает и видит больше нас...
Верю ,что ныне Андрей может приобщаться Богу вечно».

«Господи, по Твоей Великой Милости, прими наши молитвенные воздыхания...»

«Преклоняюсь перед смирением его родных и близких...»

Дорожные впечатления. 10 сентября 2011 г. Кламар, Медон, Соллогубы, Малинины. Трехсвятительское Подворье в Париже. Московский Патриархат. Собор св. блг. Александра Невского.

Суббота, 5 часов вечера. Мы вернулись в Париж из Кламара, где провели почти полный день, который был наполнен встречами, новыми знакомствами, разговорами о русской эмиграции, о церковном пении. Поездка в Кламар была мною согласована задолго с Кириллом Соллогубом и его женой Татьяной ( в девичестве Евец). Я стремился в Кламар, чтобы познакомиться с дочерью В.Е. Евца, поговорить о ее отце и деде – регентах парижского кафедрального собора святого Александра Невского.

Соллогубами на встречу был приглашен И.Г. Дробот, друг их семьи, можно сказать, самый крупный нынешний специалист во Франции в церковном пении в отношении семьи Евцев и не только. Он составитель подборки песнопений и предисловия к авторскому сборнику Е.И. Евца из репертуара хора собора, изданному в Москве. Он вообще знает в Париже всех, кто поет, дирижирует, пишет для церковного хора. С И.Г. Дроботом меня познакомил протоиерей Михаил Фортунато в марте 1992 г. Встреча произошла в Белом зале Московской консерватории, и мне он был представлен как специалист в области древнего русского пения, как особенно интересующийся знаменным пением. С тех пор мы иногда только слышали друг о друге, но общения у нас не было. А тут – целый вечер в гостеприимной семье Соллогубов, слушание их воспоминаний о знаменитых регентах Парижа, знакомство, которое очень хотелось бы перевести в дружбу.

Мы посмотрели любительский фильм о Е.И. Евце, много фотографий, разговор шел в формате – вопрос-ответ, словом, вечер удался на славу.

Утром, после ночевки в кламарском отеле «Виктор Гюго» мы вновь встретились с Кириллом Соллогубом и отправились на кладбище в Медон на могилу Андрея Малинина. Приехав на место и подойдя к могиле, я не ощутил боли, страдания за Андрея, как будто все у него было хорошо, так чувствовало сердце.

Было ясное, солнечное и даже жаркое утро. Большое городское кладбище – четкие линии аллей, ряды надгробий, памятников, среди которых сразу замечаешь православный деревянный новый крест, недалеко от входа.

- Вот, наверное, могила Андрея? – спросил я Кирилла.

- Да, это она.

Мы подошли к ней, немного помолчали, потом пропели мирским чином литию. Одна характерная деталь в убранстве креста неожиданно бросилась в глаза, мне показалось, что я уже видел где-то этот жестяной, бронзового цвета фонарь-свечу, который находился у подножия креста.

- Откуда здесь этот фонарь? – был мой вопрос к Кириллу.

- А, это интересно. Его привезла из Оптиной Пустыни сестра Андрея – Татьяна. Она ездила специально в Россию в Оптину Пустынь, встречалась с отцом Илией и выпросила этот фонарь Оптинских новомученников, убиенных на Пасху в 1994 г. Это один из трех фонарей, которые находились на могилках Оптинских отцов-мучеников, убитых в начале 1990-х годов. Отец Илий благословил ее взять этот фонарь и установить его здесь у Андрея».

Этим Россия и Франция теперь соединились еще одной духовной узой через Андрея Малинина.

После кладбища мы поехали в дом Татьяны Малининой, сестры Андрея. Совершенно неожиданно для меня, в доме Татьяны мы встретили ее брата Матфея и их родителей. Это было везение, какие случаются редко. В наше время мы все чрезвычайно куда-то спешим. Что-то все время делаем, часто без всякой пользы другим и даже самим себе. Мы летаем, плаваем, уходим во внутренний затвор. Найти нас трудно. Никто не сидит на месте, пока старость или болезни не приостановят нашу жизненную карусель.

Матфея я знал хорошо, но вот так посидеть и поговорить об Андрее, это представилось впервые. У нас был всего час-полтора – Матфей уезжал в аэропорт, чтобы лететь в Женеву. Быстро был накрыт чай в саду, погода была замечательнаякакая-то по-особому французская. Вокругзеленели кусты, в траве лежали упавшие спелые яблоки, жарко припекало солнце, казалось, что где-то рядом горы, море, теплый песок. Дышалось легко, знакомилось еще легче. Ни родителей Андрея, ни его сестру Татьяну я никогда раньше не встречал.

Матфей буквально через час уезжал в Женеву, очень торопился, родители приехали проститься с ним. Так этот день, накануне юбилейных торжеств в русском кафедральном парижском соборе Александра Невского, получился для нас днем памяти Андрея Малинина, певчего и регента собора в том числе, днем особых воспоминаний о нем.

Разговор шел об Андрее. Родители, Татьяна и Матфей говорили о нем тепло и тихо, иногда смеялись, вспоминая семейный общий отдых, совместное пение, показывали фотоальбомы. Мы с женой очень скоро почувствовали, сколько тепла, дружбы и настоящей семейной любви есть в этом семействе, какое большое место занимает пение и Церковь в их жизни, в какой атмосфере росли их дети, а теперь растут внуки. В чем-то семья Малининых была особенной, но во многом она отражала стиль жизни многих русских семейств, которые поневоле стали эмигрантами. Так росли Осоргины, Трубецкие, Шмеманы, Лопухины, Голицыны. Подумалось, что так росла вся культурная молодежь в России, так рос русский народ, из которого выходили воины и государственные деятели, монахи и ученые, пахари и ремесленники. Наш народ всегда отличался своим трудолюбием и миролюбием, терпением, честностью, преданностью православной вере, послушанием земной власти. В его сердце было место играм, пению, народным забавам. В нем было такое, что позволяло отражать вражеские нашествия, брать под защиту соседние страны и народы. Что изменилось и почему? Что-то серьезное и по-настоящему глубокое было нарушено в России советской, отчего из русского современного быта и жизни в целом исчезает патриотизм и честность, порядочность и желание трудиться. Почему наш народ стал безразличен к тому, что раньше вызывало в нем однозначную реакцию сострадания или радости? Почему он перестал петь? Почему он перестал «носить тяготы друг друга»? Пример русской семьи Малининых во всех живущих ныне поколениях – это пример того, какими бы и нам всем неплохо быть, как сохранять свою русскость, свои народные и церковные песни, свои национальные ремесла, свои жизненные, человеческие ценности.

Наша встреча закончилась тем, что отцом о братом Андрея мне были даны уверения в скором получении письменных воспоминаний о нем. «Теперь это уже наш долг. Потерпите еще немного, дайте нам собраться с мыслями».

Так и случилось.

Мы расстались с домом Татьяны. Матфей поехал на вокзал, сопровождаемый родителями, которые расставаясь с нами, предложили навестить их сегодня же. Татьяна с мужем отправились по делам, а нас Кирилл Соллогуб отвез на городское кладбище. Кладбище заслуживало посещения в виду того, что оно имеет множество русских захоронений, интересных мне своей причастностью и к эмиграции в целом, и к церковному пению, в частности. Кламарское городское кладбище оказалось удивительным и одновременно очень обычным: спокойным, тихим, как и подобает быть кладбищу, с одной стороны, и с другой, близкими дорогим моему сердцу тем, что на нем лежат десятки русских людей, причем, больше известных мне, чем неизвестных. Скопление русских могил в Кламаре не столь внушительно, как например, на Сент-Женевьев-де-Буа, оно больше похоже на семейное, интимное, какое-то очень личное, свое, оттого, что так много здесь людей, родственных друг другу. Многие имена людей, нашедших здесь упокоение, были мне знакомы по их делам и связям с парижским Богословским институтом или храмами Парижа. Философы, богословы, священники, регенты, певчие. Сколько вас потрудилось для блага Церкви в 1920-1960-е годы, украшали и защищали ее храмы и учение, сохраняли то, что на родине беспрерывно унижали, рушили, изгоняли. Значительное число покоящихся здесь – это представители семейств Трубецких, Осоргиных и других дворянских русских родов. Могилы русских эмигрантов разбросаны на нем по отдельности, но больше таких, которые объединены какой-нибудь одной фамилией. Кресты, кресты, кресты, светлые и потемневшие, гранитные и деревянные, крохотные и величественные. Не сразу замечаю совсем еле заметный крест архимандрита Киприана (Керна), который и расположился как будто случайно на могиле кого-то. Рассказ о кладбище в Кламаре – это отдельная история.

После кладбища мы воспользовались приглашением и посетили дом родителей Андрея – Кирилла и Симоны Малининых. Они были одни, но на стенах были фотографии детей, внуков, и конечно, Андрея.

Мы снова говорили об Андрее, о его детстве, юности, о летних скаутских лагерях, о церковном пении. Было много нового и знакомого в рассказе отца, мать сидела рядом, почти ничего не говорила и только слушала. Через некоторое время хозяин дома пригласил меня к себе в «келью», крохотную комнату, в которой был только стол вдоль стены и окно. Это то, что я запомнил. Но внимание сразу сосредоточилось на стенах. Кроме икон в углу под потолком стены «кельи» были увешаны фотографиями разных людей, мирских и священников. Фотографии были в основном черно-белые, казались старыми. Мне пришла в голову мысль:

- Константин Кириллович, Вы ведь были студентом Богословского института, учились в одно время с отцом Михаилом Фортунато. Нет ли у Вас изображения регента Подворья Родионова? И как его звали?

- Вот он, - сказал хозяин. – А звали его Серафим Алексеевич.

С фотографии на меня смотрел человек со строгим взглядом, о котором я знал немного. Но то, что знал, собиралось в значительный образ церковного музыканта с бескомпромиссным и твердым характером, глубокими знаниями традиции церковного пения. До тех пор я не видел его изображения и был рад, что и в этом мне помог сегодняшний день, помог Андрей.

К.К. Малинин вечером того дня собирался на службу в храм Трехсвятительского подворья и пригласил нас поехать с собой.

Впервые я переступил порог этого храма, не менее известного церковного места в Париже, чем Сергиевское подворье. У него есть своя история, свои знаменитые основатели и прихожане. Храм возник стараниями многих, но особенную роль сыграл епископ Вениамин (Федченков), видный иерарх русской эмиграции, первый инспектор Богословского института. Ему принадлежит заслуга восстановления церковного пения на Сергиевском подворье. Но ему принадлежит и основная заслуга в организации в Париже этого Подворья, не порвавшей с Московской Церковью. Небольшая книга-альбом на французском языке, богато иллюстрированная старыми фотографиями, была приобретена мною в церковной лавке, которая находится прямо в храме. В этом альбоме вся история Подворья. Основатели, священники, прихожане. Среди последних были юный Андрей Блюм, будущий митрополит Сурожский Антоний, богослов В.Н. Лосский, иконописцы Л.А. Успенский и монах Григорий (Круг). Несмотря на свой скромный вид и малое пространство – это уже памятник и церковной истории, и церковному искусству (иконостас и сам храм расписаны о. Григорием. Но храм обновляется. Так, в нем недавно поставлено новое распятие, вырезанное моим московским другом скульптором С.С. Антоновым. Лет семь-восемь назад, посещая мастерскую Сергея, я видел это распятие еще в процессе рождения, но знал, что делается оно по заказу Подворья.

Мы немного побыли в этом храме, послушали пение церковного хора, ощутили особую атмосферу богослужения в нем, молитвенно вспомнили Андрея, регента и чтеца и поехали в собор на праздничную всенощную.

Приложение

К.К. Малинин, отец Андрея. Написано по моей просьбе зимой 2012 г.

Андрей Малинин родился 17-го ноября 1980-го года. Он последний активный музыкант в нашей семье (после него идут внучки и внук еще маленькие). Он происходит из семьи музыкантов. Он является пятым поколением. Его бабушка (по отцовской линии) Наталия Константиновна Малинина (урожденная Кедрова), знаменитая артистка, лирическое меццо-сопрано и театральная актриса русской эмиграции. Она дочь не менее знаменитого баса, Константина Николаевича Кедрова. (1а) Он, между прочим, был другом Ф.И. Шаляпина, который считал его уникальным басом. Он брат Николая Николаевича Кедрова (так называемого «отец» по отношению его композиций), с которым он пел в знаменитом квартете «Кедрова». Дед Андрея, Кирилл Александрович Малинин (по специальности инженер-химик) обладал прекрасным голосом лирического тенора. Он участвовал солистом во всех хорах русской эмиграции. По матери тетя Андрея была профессором фортепиано, а дедушка был «кантором» григорианского пения (будучи по специальности архитектором). Мать Андрея обладает прекрасным голосом меццо-сопрано. Пела во многих церковных хорах в Париже. Отец же его, Константин Кириллович, тенор, церковный чтец и регент.

С сестрой Татьяной и братом Матфеем, Андрей живет в музыкальной обстановке. Вся семья поет «круглый день» множество церковных, классических и фольклорных произведений. Это уповательные моменты. Производятся любительские семейные спектакли, выступления на праздниках. А главным образом, Андрей поет в церковных хорах. В детстве и юношестве он поет в школьном хоре – в организации Н.О.В. он сперва «мальчик», а потом начальник. Тут тоже он регулярно поет в хоре и начинает управлять. В храме Воскресения Христова мальчиком с братом прислуживает, а потом тянется на клирос. Постепенно он приобретает большие музыкальные знания и поет, практически, во всех хорах Франции, Бельгии и Люксембурге и в Англии под управлением Н.М. Осоргина, Е.И. Евца и В.Е. Евца, Г.С. Киссельгоффа, отца Михаила Фортунато, С.К. Сора.

Постепенно у него появляется способность к управлению хором. Он часто с братом или один посещает Троице-Сергиеву Лавру, где управляет хором знаменитый архимандрит Матфей Мормыль. Тут он берет у него уроки регентства. Учится тоже у Г.С. Киссельгоффа. В.Е. Евец дает ему тоже много советов, участвует под управлением отца в записи СД лагерных песен Витязей, а с братом в записи юбилейного богослужения в лагере Витязей памяти святого архиепископа Иоанна Шанхайского. И вот начало самостоятельной деятельности. Отец Нестор теперь епископ Корсунский приглашает его управлять хором в кафедральном храме Трех Святителей МП в Париже. (Нужно добавить, что Андрей вместе с братом Матфеем пострижен в чтецы). Тут он ставит на ноги прекрасный хор. Но это не достаточно для его особенного таланта. Он создает хор под именем «Волга», чтобы исполнять светскую музыку, народные и классические произведения русского фольклора. Составляет он этот хор, приглашая певцов со всех горизонтов. Из юношеских организаций (скауты, Нов. РСХД) и из других хоров. Не только его талант музыканта тут проявляется, но талант объединения русской молодежи со всех горизонтов. Его дружеское и любовное отношение к певцам дает возможность чудной работы. Его стиль управления похож на управление С.А. Жарова (записи которого он слушает с упоением), а церковный стиль у него похож на управление архимандрита Матфея. Но все же эти влияния покрываются его специфическим восторженным талантом. Он записывает СД, дает концерты во всех разных обстановках, Праздниках, концертных залах, церквях. Один особенный случай. Он выступал с хором на приеме М. Патриарха (во время его посещения Парижа). Ужас! Он едет на скутере, в него влетает машина. Его везут в беспамятстве в госпиталь. Так он пролежит неделю, не проснувшись до смерти 6-го июня 2009 г. В госпитале его посещает, можно сказать, весь Париж. По всему миру практически служат молебны. Священники с Трехсвятительского подворья его соборуют. Но Господь решил призвать Андрея. Да будет воля Его. Похороны Андрея были грандиозны. Собор Ал. Невского в Париже переполнен, люди даже стоят в саду. И уникальное явление – сослужат три архиерея: Архиепископ Гавриил (Константинопольский экзарх), Епископ Михаил Донсков (Зарубежная Церковь), Епископ Нестор (Моск. Патриархат) и сонм священнослужителе и диаконов. Поет составной большой хор под управлением его брата Матфея. Из Т.С.Л приехали его друзья певцы под управлением его друга иеродиакона Михея (Сергей Соре). После отпевания толпа народу поехала на кладбище в Медон. Нужно заметить, что также, как он объединил певцов со всех горизонтов, также его похороны объединили духовенство и архиереев трех юрисдикций (редкий случай). Вечная память чтецу регенту Андрею!

Воспоминания об Андрее Малинине его брата Матфея. Написано по моей просьбе зимой 2012 г.

Андрей родился 17 ноября 1980 г. и был самым младшим в семье прославленных музыкантов вот уже более, чем в 5 поколениях. Его бабушка по отцовской линии – Наташа Кедрова - известная певица, дочь не менее известного Константина Кедрова, который обладал необыкновенным басом. В свою очередь, Константин был другом Федора Шаляпина, который считал Константина самым виртуозным басом того времени. Брат Константина - Николай Кедров-«отец», с ним они пели в знаменитом квартете Кедрова. Дедушка Андрея по отцовской линии, Кирилл Малинин, химик по образованию, обладал приятным легким тенором, и будучи в эмиграции в Париже, пелво всех больших хорах, где были у него и сольные партии. В семье мамы Андрея тоже есть музыканты: ее тетя - учитель игры на фортепиано, а сама мама обладает восхитительным природным меццо-сопрано!

Музыкальная среда.

Андрей вырос, как и вся семья, в музыке. И действительно, дома, прежде всего, мы «все время» поем: молитвы – утром, перед едой и после, вечером, особые тексты праздник; мы исполняем русские песни (и мировые); наш репертуар черпается из русской литургической музыки; мы играем с листа различные партии (литургические, фольклорные); мы делаем небольшие записи просто для удовольствия; мы поем на именинах и днях рождения; будучи маленькими мы ставили спектакли. Также мы поем в церкви все воскресные службы, на венчаниях (в церкви и на торжестве), у «Витязей», в школьном хоре. Мы много слушаем музыку: классическую русскую и международную (например, у бабушки с дедушкой по маминой линии), русский и зарубежный фольклор, все издания русских хоров эмиграции и России.

Духовное и музыкальное окружение, литургическая среда.

Андрей был крещен в Медоне в русской зарубежной церкви, храм Воскресения Христова. Со своим братом, «прислужником», он прислуживал отцу Александру Трубникову, затем отцу Михаилу Арцимовичу. В то время Архиепископом был Владыка Антоний Женевский. Его они видели постоянно во время визитов Владыки в приходы Франции (он ездил по всем приходам, значит, около 4-6 раз), Бельгии и Люксембурга; вся семья постоянно переезжала с места на место. Они часто виделись с монахинями Свято-Богородичной Леснинской обители (Провемон), а также с архимандритом Арсением - священником монастыря. Нельзя не упомянуть церковь Вильмюасона (Villemoisson), храмы лазурного побережья (собор в Ницце, Канне, Ментоне), институт Св. Сергия (между прочим, каждый год они посещают вечернюю службу в Пасхальное воскресенье, вся семья остается под впечатлением от атмосферы Св. Сергия: колокола, пение. Там же и друзья Константина: Николай Осоргин с семьей, отец Алексей Князев, семья Дробота (Drobots),Циолковичи (Ciolkovitch),отец Николай Озолин – крестный старшего брата Сергея. И «Витязи» - летний лагерь Laffey, Мурмелон (церковь и скит).

Необходимо рассказать о городе Troyes,куда каждый год вся семья ездит к крестному Андрея – на праздник франкоязычного прихода. Там началась дружба дедушек и бабушек и продолжилась между детьми. Именно оттуда идет опыт проведения служб на французском языке (так как все поют). Частые переезды родителей и знакомство с многими русско-говорящими людьми привело к тому, что все эти связи и дружба множатся и укрепляются.

Когда сестра Андрея Татьяна приехала в Париж для продолжения учебы, музыкальный и духовный круг еще больше расширился. И действительно, брат Андрея и он сам попали в новое музыкальное, дружеское и духовное окружение, сложившееся вокруг сестры. Они приходили петь на улицу Daruпод управлением Васи Евца (Vassia Evetz), а также в храм на Сергиевском подворье вместе с Николаем Осоргиным (исключительно братья, поскольку это мужской хор). Они участвовали в различных концертах. Андрей продолжал учиться и петь со своим отцом и мамой (которые пели в Медоне и потом вExelmans, где служит крестный Андрея), как он это делал с детства. Немного позже, как всегда с братом, Андрей пел в Petel с Георгием Киссельгофом (Georges Kisselghoff) и нашел место, где крестился и вырос отец. С сестрой и родителями они снова и снова встречались на праздновании 70-летия храма Petel и вновь пели вместе. Андрей уехал на год в Лондон и пел у отца Михаила Фортунатто (Michel Fortounatto) (друга отца), где также служил Владыка Антоний Блум. Там Андрей встретился с Е. Тугариновым, действующим хормейстером, с которым его, конечно, связала дружба. Потом Андрей еще на один год уехал в Lecourbe, где управлял хором и пел вместе с друзьями семьи: Сергеем Соре-Циолковичем (Serge Sorret-Ciolkovitch) (который в настоящее время монах и поет в Троице-Сергиевой Лавре). Он впоследствии приехал дирижировать и петь с друзьями из Лавры на похоронах Андрея. Позже, вместе с братом, Андрей дирижировал и помогал отцу Михаилу Осоргину в маленькой церкви Кламара (Clamart), а после, за год до своей кончины, Андрей руководил хором на улице Петель (Petel) у Архиепископа Иннокентия и отца Нестора (нынешнего Епископа), с которым сдружились два брата, и который еще больше сблизился с Андреем. Именно отец Нестор будет рядом с Андреем всю ночь до его последнего вздоха (и несколько часов вместе с Мишелем Соллогубом – тестем его брата).

Таким образом, детство Андрея, как и жизнь всей семьи, прошли очень оживленно. Братья Матфей и Андрей Малинины были знакомы со всеми духовными лицами нашего времени и были погружены в эту музыкальную среду.

«Витязи»

С детства Андрей был активным членом семьи наравне с дедушками и бабушками и родителями. Позже он будет руководить, петь, дирижировать, заниматься русскими и фольклорными песнями … как сестра и брат (а также отец и дедушка). Андрей - преданный друг и надежный человек, на которого можно положиться. Его любят и ценят все. Он участвует в записи CDдиска «Витязей» в Париже (Vitiaze Paris) под руководством своего отца и при участии всей семьи.

Андрей– руководитель хора.

Трое детей учатся у отца «с рождения» и приблизительно до 20 лет (позже они уже не так часто бывают с родителями, хотя продолжают петь все вместе).Андрей, как и Матвей, поет под руководством сестры в лагере «Витязей». Затем понемногу они начинают дирижировать сами. Матвей организует ансамбль, с которым поет на венчаниях, отпеваниях, а также участвует в концертах. Татьяна и Андрей, конечно, выступают с ним. А после наблюдения и обучения у отца, сестры и брата Андрей тоже начинает дирижировать. Он часто просит у них совета, но постепенно становится самостоятельным.

Он наблюдает за всеми руководителями хоров, с которыми встречается или поет, таким образом, как бы, формируясь, насыщаясь, что помогает сформировать «собственную» манеру дирижирования. Особо выделял Андрея архимандрит Матвей - руководитель хора Троице-Сергиевой Лавры. На самом деле, дирижирование о. Матвея яркое, «энергичное», ангажированное и по-особому вокальное, что означает связанное с пением, вокальной техникой, что помогает в обучении целых поколений молодых студентов богословия (которые вначале часто не умеют петь). Это та манера, в которой пели некоторые хоры эмиграции прошлых лет (даже если и не все). Например, Жаров (Jaroff) и наиболее близкий нам Г. Киссельгофф (G. Kisselhgoff). И Андрей, имеющий собственный сильный голос, начинает дирижировать в этой манере. Это, конечно, жесты, исполнение, манера приступать к фразе/ мелодии/ пению со своими акцентами, нюансами, дыханием, ведением фразы, поддержкой (пения и фразы).

Андрей регентовал в разных храмах: об этом можно было бы очень долго говорить. Приведем лишь два важных примера: церковь в Кламаре (около года) и в Петеле (чуть более года) Каждый раз Андрей разъясняет, собирает, создает хор и репертуар (как это делали до него дедушки и родители). Он не только управляет хором, но также поет и читает. Он знаком с духовенством, с которым его связывает дружба, и остается преданным и внимательным. Можно упомянуть, среди прочего, дружбу между отцом Михаилом Осоргиным. и отцом Нестором и всей семьей. Андрей и Матвей (который тоже дирижировал в Кламаре, как иногда сестра и отец) будут часто обедать и ужинать с отцом Михаилом (что продолжают делать Татьяна, Константин и Симона). Андрей знакомится с верующими, приходит к ним, «собирает» певцов и чтецов (мужчин и женщин). Он всегда готов помочь, например, много дирижирует на концертах в благотворительных целях. Нужно подчеркнуть, что это всегда делается вне зависимости от юрисдикции или организации, а только для Церкви и людей в целом. Он выше всего этого (даже если имеет собственные убеждения), у него друзья везде и дружеские отношения со всеми (впрочем, это черта от родителей – вся семья такая). Он отзывчив и всегда готов помочь, это касается всего: пунктуальности, дисциплины, долга, молитвы. Нужно отдать должное тем, кто привил нам такие качества: нашим отцу и маме, выдающимся лицам «Витязей» (среди прочих Андре Шмеман (André Schmemman), отцу и сыну Eвцам (Evetz) (как и всей их семье), Николаю Озолину, отцу Матфею, которого мы очень любим, также пастырям русской православной зарубежной церкви во времена нашего детства, пастырям Архиепископии и Московского Патриархии в период нашего пребывания в Париже и всем тем, кого я мог забыть упомянуть (надеюсь, они меня простят). Конечно, не всегда бывает легко поддерживать отношения, и иногда возникает непонимание с теми, кто нас окружает… Но Андрей остается терпеливым и всегда готов простить, тем более, что сам он умеет просить прощение.

Репертуар Андрея представляет собой значительную часть репертуара семьи, который пополняется благодаря Eвцу, Осоргину, отцу Матфею (в Россиии в эмиграции). Более конкретно, он основывается на гласах, к которым относятся произведения близкие к монастырским (как в Сергиевой Лавре, в Париже и в Москве), а также некоторые более обработанные песни. Трудность заключается в том, что нужно суметь смешать стили с целью наилучшего поддержания текста и сохранить при этом целостность молитвы, то есть, чтобы исполнение было молитвенным.

Андрей напишет несколько литургических песнопений, сочиненных на фортепиано. В то время он любил подолгу музицировать, придумывая что-то, что после с гордостью демонстрировал нам. Это интересно, поскольку, не имея достаточного музыкального образования, он не мог сочинить что-то сложное, например, на 4 голоса. Он писал простые песнопения на 2 голоса, но интересные, молитвенные, по характеру похожие на русские. Удивительно наблюдать, как нечто появлялось и принимало особую форму.

В фольклорном пении он сохраняет «тот же дух», руководитель хора «Волга».

Андрей – певец, пение, Троице-Сергиева Лавра в Париже, собор (улица Daruи семья Eвец (Evetz)), Россия.

Как и вся семья, Андрей слушает старые записи, которые у них есть, или они могут найти. Например, из Института: самые старые с Николаем Осоргиным, а также первые записи отца, Михаила Осоргина (Кирилл поет в хоре). Почти весь репертуар они знают наизусть. Андрей и Матвей поют 1-м и 2-м тенором в институте, а также на концертах хора Святого Сергия. Они поют на службах, которые записывают, чтобы прослушать еще раз. Вот она - любовь к пению, и, в частности, к церковному пению двух братьев, как и всей семьи.

То же самое на улице Daru, где Андрей поет с братом и сестрой, а затем они прослушивают старые записи (вживую или на диске) Eвца-отца. Завязывается большая дружба.

Нужно сказать, что Константин записывал богослужения, которые посещал, что позволяло всей семье слушать пение и чтение их бабушек и дедушек, предков… Трое детей могли проникнуться голосами, манерой пения, молитвой, прочувствовать и прожить эти песнопения, традицию, репертуар, манеры исполнения предшественников....

Именно по этой причине (помимо прочего необходимо добавить, что многие песни были выучены с родителями, а затем упомянуть унаследованные талант и музыкальные способности) они могли без проблем петь как в институте, так и в соборе (на улице Daru). На самом деле, они хорошо знают как монастырские, так и более обработанные церковные песнопения, что не часто встречается в русско-язычной среде. Например, семью даже приглашают петь на двух венчаниях в Женеве…

Они, конечно, поют на богослужениях, которые посещают во время поездок к друзьям, на каникулах…

Важно упомянуть все эти события, так как они формировали жизнь 3 детей и теперь присутствуют в их «взрослой» жизни. Одним словом, Андрей культивирует все эти аспекты в своей жизни, где появляется необходимость в их выражении, и, таким образом, он продолжает семейную традицию: петь, дирижировать…и это проявляется везде, где бы он не оказался (молодежная организация, церковная служба…).

Конечно, мы не можем говорить об Андрее и о всей семье, не говоря о России. Она занимает второе место после веры. Об этом красноречиво сказано в девизе Витязей: за Русь, за Веру! Это присутствует в их повседневной жизни, но они полностью открыты всему, что их окружает. Яркий пример тому - мама. Так, на похоронах были не только «Россия и Вера», но и все друзья и различные знакомые, которые говорят о России, хотят поехать в Россию и узнать русских и Россию сегодня. Вся семья вновь приходит к абсолютному согласию. И вот, Андрей, один или с семьей, едет в Россию: Москва, Санкт-Петербург, Сергиев Посад, а также другие места, куда он приезжает один или с паломниками. Они будут навещать кузенов (двоюродные братья), с которыми очень близки, несмотря на отдаленность и малочисленные краткие контакты. Радость и глубокие чувства переполняют при встрече с двоюродными родственниками, оставшимися в России. Андрей с братом Матвеем и отцом приезжают в паломничество в Троице-Сергиевую Лавру, где знакомятся с Архимандритом Матфеем. Наизусть они знают почти все лаврские песнопения, поскольку слушают их с детства, благодаря чему и получают редкую привилегию быть «приглашенными» на клирос и возможность петь в хоре Лавры. У них завязывается дружба с отцом Матфеем и многими студентами. Семья часто ездит в Лавру. Андрей даже остается на целый месяц во время праздника Пятидесятницы. Он остается на конец Великого поста, Страстную неделю, Пасху и Светлую Седмицу. Андрея благодарят за все: за голос, надежность, дружбу, его «русский дух» эмиграции, неидеальный русский язык (по сей день друзья вспоминают и даже используют некоторые выражения Андрея)… Это очень крепкая связь между Андреем (семьей) и Лаврой: Святой Сергий (очень сильный, присутствующий с детства в Париже в институте), отец Матфей, все друзья… (по всей России друзей становится все больше). Андрей решил, что если женится, то пригласит всех друзей из Лавры петь на венчании в двух хорах (один должен был быть под управлением Матвея). Что, в общем-то, Матвей организовал для его похорон…

Нужно вернуться и поговорить о необыкновенном голосе Константина Кедрова. В действительности, его дочь Наташа в значительной степени унаследовала голос отца. Внук Константин (сын Наташи), тоже тенор, (как его отец Кирилл) еще больше унаследовал голосовые данные деда. Можно сказать, что и у Андрея был несомненно голос Константина К., хотя в диапазоне тенора, но он всегда говорил, что хотел бы петь басом. Я думаю, что благодаря необыкновенному голосу, который он унаследовал от Константина, а также желанию петь басом, Андрей достиг грандиозных результатов в пении, что впечатляло всех. Даже профессионалы порой думали, что у Андрея баритон, когда он пел басом, подражая манере Шаляпина (он очень любил его копировать, исполняя некоторые арии из оперы, которые пел Шаляпин). Мой учитель пения в Париже (очень известный) был настолько поражен голосом Андрея, что даже сказал, что месяцев через 6 Андрей смог бы петь на оперной сцене, а через несколько лет сделать большую карьеру!..

У нас есть запись, на которой Андрей читает рождественское «С нами Бог…» с семьей. Он еще маленький, но уже отчетливо слышит первые нотки своего будущего голоса, а также знает манеру, в которой будет петь.

На свадьбах, у «Витязей», на днях рождения… когда люди собираются вместе и поют, Андрей поет очень увлеченно, ведя своим голосом, весьма динамично, оживленно, что очень нравится всем.

Галлиполи

Как вся семья, Андрей был привлечен к участию в мероприятиях, посвященных памяти русским воинам Белой армии, в частности, в Галлиполи. Он– первый руководитель хора ассоциации. Андрей с одним из друзей семьи – А. Григорьев (A. Grigorieff), а также Епископом Михаилом, крестным его брата Матвея, собирается участвовать в установлении памятника, переданного им (на месте). К сожалению, ни брат, ни другие члены семьи не смогут их сопровождать (просто физически). Андрей записывает с братом песню русских белогвардейцев Галлиполи с Петром Роснянским (PierreRosniansky), Алексeeм Коноваловам (Alexis Konovaloff) и Александром Ребиндером (Alexandre Rehbinder) (эта песня была также использована в титрах к фильму о Галлиполи режиссера Н. Михалкова).

«Волга»

За несколько лет до своей кончины Андрей создает хор «Волга». Целью хора является объединить и научить петь молодежь русской эмиграции. В хоре могли петь молодые люди всех возрастов, из различных организаций (РСХД, «Витязи» и «Скауты»...), других приходов и юрисдикций. Для поддержания динамичности и уровня хора Андрей приглашает сестру и брата, а также разных друзей (постарше, поющих с Матвеем и Татьяной). И вот, получился большой хор, хорошо поющий и состоящий из «самых разных» людей.

В фольклорном пении он сохраняет тот же стержень, но текст, конечно, русских песен уже другой - нам очень близкий и привычный (нам – русским из эмиграции или России). И выражается вся чувствительность, традиция, все то, что мы унаследовали … (как и в литургическом пении), но с большим эффектом и оживленностью, чему способствует сам текст. Таким образом, на примере своих предков (квартет Кедрова со старинными фольклорными песнями, бабушка с романсами…), Жарова, Свешникова… Андрей интерпретирует все эти песни, сохраняя традиции предшественников.

Семья

Симона - его мама - играет первостепенную роль: на ней воспитание детей, она строгая, надежная, любящая, духовная (однажды, например, из-за школы дети не смогли быть на службе, где читалось «12 Евангелий», и было решено прочитать все дома, в то время, пока Константин дирижировал в этот момент в церкви). Все это позволяет конкретизировать то, чем заняты дети. Но Симона делает еще больше. Она следит за тем, с кем общаются дети в русской среде (друзья, компании…), несмотря на то, что они живут далеко от Парижа (но приезжают каждые выходные). Можно сказать, что она «держит штурвал семейной лодки» ("labarredubateaufamilial"). Семейные связи очень крепкие, даже со старшим сводным братом Сергеем, с которым складываются «нормальные» отношения. К сожалению, разница в возрасте повлияет на то, что с ним вместе они будут жить совсем немного.

Тем не менее, семья «неразлучна». Нужно отметить, что два брата, будучи оба тенорами, пели всегда вместе. Все эти годы Литургии, песни, молитвы, концерты, встречи (ввиду этой особенности) исполняются вместе, включая, конечно, сестру и родителей.

Как уже было сказано ранее, старший брат Сергей, к сожалению, живет далеко и нечасто видится с семьей, но это не мешает сохранять крепкие семейные связи, объединяющие и воссоединяющие в важных моментах Жизни. Сергей всегда доброжелателен и внимателен к своим «маленьким» братьям и сестрам.

В плане семьи, необходимо отметить, насколько близок Андрей с Алексисом (мужем Татьяны), с которым его связывает многое с точки зрения профессии и просто человеческих отношений. Андрей очень часто у своей сестры (как и остальные, но он – больше), и Ася – старшая дочка Татьяны - очень привязана к своему Дяде.

Нельзя не упомянуть о кузенах в России и США (со стороны Малининых), которые также являются эмигрантами, двоюродных родственников со стороны Кедровых, с которыми мы поем, занимаемся музыкой.

Есть и «французские» кузены со стороны Симоны (к сожалению, мало и намного старше). Для детей, воспитанных в такой двойной культуре – это необыкновенная радость и большое богатство. Они многому учатся, благодаря своим французским бабушкам и дедушкам, а также близким родственникам.

Авария. Похороны.

У Андрея было много друзей повсюду: это и дети друзей родителей и бабушек-дедушек, и люди, с которыми он познакомился сам (русские из эмиграции или в России, французы и люди других национальностей). Все они очень разные, но такие отзывчивые, что в момент аварии и в течение недели, которую он провел в коме, «весь мир», можно сказать, молился за него. Это было очевидно во время похорон Андрея, на которых было огромное количество (самых различных) людей.

Нужно отметить одно необычайное обстоятельство: 3 Епископа из 3 разных юрисдикций приедут отслужить Литургию и отпевание на Daru, и это будет впервые в истории эмиграции!!! Часть хора из Лавры здесь же, и Матвей поет с сестрой и дирижирует огромным хором, состоящим из друзей.

---

• ← Спасский Петр Васильевич
• ↑ Статьи о регентах
• Чайковский Литургия →